Диас Янтурин
Если репрессии конца 20-х — начала 30-х годов были направлены против кулачества, нэпманов, старой интеллигенции и так называемых “национал-уклонистов”, то начиная с 1934 года они, расширяясь, втягивали в свой круговорот и другие социальные слои. Наконец, в середине и во второй половине 30-х годов эти репрессии распространились по всем областям, краям и республикам, унося из жизни или лишая нормальных условий существования и деятельности лучших людей — представителей старой партийной гвардии, партийных и государственных работников всех рангов, деятелей науки, культуры, военачальников, видных хозяйственных руководителей, лидеров и членов различных общественных организаций.
В республиках и автономных областях РСФСР и СССР репрессии второй половины 30-х годов несколько изменили свою окраску. Хотя определение “буржуазные националисты” широко применялось в отношении “врагов народа”, то теперь появились новые: “фашистская”, “повстанческая”, “террористическая”, “шпионско-диверсионная” (“шпионов” стали делить на немецких, японских, турецких и финских), “заговорщицкая” и появилась возможность выделить “штаб” или “руководящее ядро”.
Сценарий поиска и разоблачения “врагов народа” для всех регионов был один и тот же. Партийно-советский актив республик обвинялся в участии в антисоветском буржуазно-националистическом, троцкистско-бухаринском заговоре, беспечности в разоблачении врагов народа. Причем самую активную роль в разоблачении “врагов народа” играла московская центральная печать. Приговор руководству, национальной интеллигенции республик выносился заранее. Так, 17 сентября 1937 года в газетах “Правда” и “Известия” появились поразительно похожие по духу и содержанию статьи: “Кучка буржуазных националистов в Башкирии”, “Башкирские буржуазные националисты и их покровители”. По мнению “Правды”, “Башкирский обком партии, его секретари Быков и Исанчурин не только не разоблачали активных валидовцев, но даже опирались на них. Все основные руководящие посты в республике были вручены валидовцам. Многочисленные сигналы рабочих и колхозников о преступлениях националистов обком систематически глушил.
Обком фактически отдал на откуп советский аппарат. Секретарь ЦИК Башкирии Х.Кальметьев — один из вожаков валидовского движения.
Председатель СНК Булашев группировал вокруг себя буржуазных националистов, насаждал их в аппарат наркоматов, долгие годы не давал разоблачать агентуру Валидова”1.
В таком же духе выступила и газета “Известия”.
Тут же отметим, что упомянутые в статье секретарь обкома Я.Быкин, председатель СНК З.Булашев за большие успехи республики в социально-экономическом и культурном развитии и в связи с 15-летием образования БАССР, как и Башкирия, были награждены орденами Ленина, а секретарь ЦИК Х.Кальметьев — Почетной грамотой ЦИК СССР.
Что касается “сигналов рабочих и крестьян”, таковых, естественно, не было. Был сигнал члена Комиссии партколлегии ЦК ВКП(б) Сахъяновой, которая приехала в Уфу в августе 1937 года для проверки деятельности Башкирской парторганизации. Она и отправила Сталину и Ежову записку, в которой обвиняла руководство обкома в “замазывании” сигналов о “врагах народа”, выгораживании их от критики, бездеятельности в мобилизации парторганизации на разоблачение корней и ликвидацию последствий вредительства. “На основании изложенных фактов считаю, — заключала Сахъянова, — что теперешнее руководство обкома ВКП(б) Башкирии не в состоянии возглавлять борьбу с врагами народа и обеспечить правильное партийное руководство делом ликвидации последствий вредительства, поэтому прошу ЦК ВКП(б) обсудить вопрос о руководстве Башкирской парторганизации”2.
Другую записку она адресовала в отдел организационно-партийной работы ЦК ВКП(б). Здесь отмечалось, что если вопрос о партийном руководстве в ближайшее время не будет разрешен, то необходимо немедленно проверить состав работников обкома, Уфимского горкома и секретарей райкомов ВКП(б).
7-11 сентября 1937 года II пленум Уфимского горкома партии обсудил вопрос о выполнении решений февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б). Давая оценку деятельности Башкирского обкома и Уфимского горкома, Сахъянова сказала, что “практика разоблачения врагов народа в Башкирии говорит о том, что эту работу проводят органы НКВД, а парторганизация, партийные и беспартийные массы остаются в стороне. Это произошло потому, что парторганизация Башкирии не была мобилизована на борьбу с последствиями вредительства... идиотской болезнью — политической беспечностью и слепотой страдало руководство башкирской парторганизации”3 .
Пленум решил поставить вопрос перед бюро областного комитета ВКП(б) о созыве пленума с отчетом секретарей обкома Быкина и Исанчурина и для обсуждения вопроса о руководителях ОК ВКП(б).
В начале октября в республику приехал секретарь ЦК партии А.А.Жданов. Он руководил 4-6 октября III пленумом Башкирского обкома ВКП(б). Открывая пленум, Жданов сказал: “Главный вопрос проверки пригодности руководства — как большевик способен и на деле борется за разгром троцкистско-бухаринского блока, ликвидирует шпионаж и диверсию...
ЦК постановил снять Быкина и Исанчурина с поста секретарей обкома партии, а пленуму обсудить, потребовать ответа, с пристрастием допросить, почему долго орудовали враги. Пленум должен выявить роль каждого из членов пленума, разоблачить, кто может быть членом пленума обкома. Потребовать от Быкина и Исанчурина правду, а не ссылки на “политическую беспечность”. Если кто были подкуплены, завербованы из рядовых коммунистов, нужно рассказать — это облегчит дело”4 .
Приговор был заранее известен. Накануне пленума газета “Красная Башкирия” в передовице “Освободиться от обанкротившегося руководства” в духе тех времен писала: “Открывается пленум областного комитета партии. Парторганизация Башкирии приходит к нему с новыми сотнями фактов, уличающих руководство в связи с врагами народа, покровительстве им. Никуда не уйти от этих фактов. Пленум потребует от секретарей обкома Быкина и Исанчурина прямого ответа на все эти вопросы. Пленум до конца разоблачит врагов народа и их покровителей и освободит башкирскую парторганизацию от обанкротившихся руководителей”5 . Отметим, что в заседаниях пленума участвовала лишь половина членов пленума обкома, избранного на XVII областной парторганизации в июне того же года.
Хотя одним из главных обвинений, предъявленных Я.Б.Быкину и А.Р. Исанчурину, было выгораживание “врагов народа”, появилось и новое. Секретарь Белорецкого горкома ВКП(б) обвинил их в заговоре. “Во главе заговора стояли Быкин и Исанчурин, и с ними нужно поступить так, как поступают с контрреволюционными заговорщиками”6 .
Пленум завершился арестом 274 человек, в том числе секретарей обкома Я.Б.Быкина и А.Р.Исанчурина, а также членов бюро обкома З.Г.Булашева, председателя СНК БАССР, председателя ЦИК А.Тагирова и других.
В заключительном слове на пленуме Жданов так оценил принятые на нем решения и последовавшие из них выводы: “Нанесен удар в самый центр контрреволюции в Башкирии. Столбы подрублены, заборы повалятся легче. Ясно, Башкирия не оазис, а место классовой борьбы. Забыть проклятые фамилии. Осиновый кол на их могилы”7 .
После отъезда Жданова из республики коммунисты, как сообщалось в печати, выполняя его указания, в обстановке “невиданного ранее морального и политического единства усилили борьбу по разоблачению врагов народа, добивались, чтобы бунтующих против партии ликвидировать”.
20 октября того же года состоялась сессия Башкирского Центрального исполнительного комитета, на которой из 156 членов 47 были выведены из его состава как “враги народа”, “за связь с врагами народа”, “за притупление классовой бдительности”.
26 ноября 1937 года первый секретарь обкома ВКП(б) А.Т.Заликин отправил докладную записку И.В.Сталину, А.А.Жданову, А.А.Андрееву, М.Ф. Шкирятову, Г.М.Маленкову, В.М.Молотову о ходе разоблачения “врагов народа” в Башкирии. Он сообщил, что разоблачено, исключено из партии, а органами НКВД арестовано еще 248 человек из партийного, советского и хозяйственного руководящего актива. Исключены из партии и сняты с работы 33 директора МТС, 25 заведующих райземотделами. Арестованы и отданы под суд 15 ветврачей, 25 старших агрономов МТС и райземотделов8 и т.д.
“По линии НКВД сейчас заканчивается, в основном, операция по разгрому повстанческого движения в Башкирии, получившего широкий размах, — докладывает Заликин. ... К началу 1933 года буржуазно-националистическая организация захватила в свои руки почти весь руководящий аппарат Башкирии, а после установления блока с правотроцкистской организацией, возглавлявшейся бывшим первым секретарем Башобкома ВКП(б) Быкиным, имела, по существу, большое влияние в основных районах Башкирии.
Из 60 районов Башкирии на сегодня в 27 районах вскрыты формирования троцкистско-правой организации, возглавлявшиеся секретарями райкомов ВКП(б) и другими ответственными руководителями районов и т.д.”9 .
Следует подчеркнуть, что первый удар по партийным организациям республик и областей был нанесен в ходе проверки и обмена партийных документов в 1935—1936 гг. Журнал “Большевик Татарии” констатировал, что проверка вскрыла засоренность части руководящих партийных, советских и хозяйственных кадров классово-чуждыми и враждебными элементами. 179 секретарей парткомов и парторгов и до 300 руководящих советских и хозяйственных работников были исключены из рядов партии. О масштабе “чистки” говорят и следующие данные: в ходе проверки партдокументов выдвинуто на партийную работу 354, на советскую и хозяйственную работу — 504 человека10.
Об усилении бдительности и борьбы против “троцкистско-зиновьевцев”, “националистов” говорил и первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) А.К.Лепа в начале февраля 1937 года, выступая на пленуме Казанского горкома партии11 .
Прежде чем привести данные о репрессированных по отдельным республикам, следует назвать документы, которые определяли и регулировали темпы карательного процесса, устанавливали очередность ликвидации целых социальных, этнических и профессиональных групп.
В конце июля 1937 года в Политбюро ЦК ВКП(б) Н.Ежовым был представлен проект приказа “Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов”, положившего начало целой серии подобных приказов уже по отдельным категориям населения, подлежащим репрессированию.
Все репрессируемые разбиваются на две категории. К первой категории относятся все наиболее враждебные элементы. Они подлежат немедленному аресту и по рассмотрении их дел на тройках — расстрелу. Ко второй категории относятся все остальные, менее активные, но все же враждебные элементы. Они подлежат аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет.
К проекту приказа были приложены контрольные цифры репрессируемых по республикам и областям, обязательные к безусловному выполнению:
Проект приказа НКВД был рассмотрен на заседании Политбюро и утвержден практически без поправок12.
В конце августа 1937 года состоялся длившийся три дня пленум Татарского обкома ВКП(б). Он был необычным по ряду обстоятельств. На нем присутствовало всего 15 из 61 члена обкома, избранного два месяца назад на XVIII областной партконференции, 9 из 21 кандидата в члены обкома. В его работе участвовали члены прибывшей в Татарию комиссии ЦК ВКП(б) во главе с Г.М.Маленковым. Доклад “О фактах разоблачения врагов народа, пробравшихся в руководящие органы Татарской АССР” делал не первый секретарь обкома А.К.Лепа, а проработавший в республике всего около месяца нарком внутренних дел ТАССР А.М.Алемасов. В начале заседания пленума Маленков сообщил, что товарищ Сталин очень внимательно следит за событиями, происходящими в Казани и явно не удовлетворен пассивностью в разоблачении врагов народа. Бывшие руководители НКВД республики Гарин и Рудь оказались сами замешаны во вражеской деятельности, и только с приходом нового наркома А.Алемасова борьба с врагами народа стала набирать силу. Одновременно он сообщил о решении ЦК освободить от работы первого секретаря обкома А.К.Лепа. По предложению Маленкова первым секретарем обкома партии был избран А.М.Алемасов.
Затем пленум рассмотрел персональные вопросы о выведении из состава обкома ряда его членов и исключении из партии уже арестованных. Попытки обвиняемых членов обкома опровергнуть выдвинутые против них обвинения хотя бы частично и привести факты, говорящие об их вкладе в борьбу против “врагов народа”, разоблаченных и арестованных ранее, аудиторией не воспринимались, прерывались репликами Маленкова, Алемасова и других.
Пленум утвердил также принятые ранее в опросном порядке решения об исключении из партии арестованных как врагов народа П.Г.Рудя — наркома внутренних дел ТАССР, Г.Я.Беуса — редактора газеты, К.А.Абрамова — председателя СНК, В.А.Фомичева — председателя Казанского горисполкома, В.А.Баскина — секретаря Казанского горкома партии, В.Х.Андерсона — заведующего организационно-партийным отделом обкома и других. Специально рассматривался вопрос о поведении прокурора республики Е.М. Лейбовича, который, по мнению Алемасова, “смазывал” политические дела и тормозил процесс разоблачения врагов.
Аресты в республике происходили и раньше. С 1935 по 1937 год было исключено из партии около 11% всего состава областной парторганизации. В том числе более 1,3 тысячи были репрессированы как враги народа и их пособники. Из 61 члена обкома, избранного в июне 1937 года, было репрессировано 40.
Пик репрессий в Татарии, как и в других республиках, пришелся на вторую половину 1937 года. В результате интенсивного поиска “врагов народа” в Татарии было арестовано 7675 человек, почти в пять раз больше, чем в 1936 году13 . А в 1937—1938 гг. было арестовано свыше 10 тысяч человек, в том числе более 1,3 тысяч коммунистов14.
Самой жестокой частью репрессивного аппарата стала республиканская “тройка”, созданная в 1937 году. Первоначально ее утвердили в составе первого секретаря обкома ВКП(б) А.Лепа, председателя Президиума Верховного Совета ТАССР Г.Динмухаметова, второго секретаря обкома Г.Мухаметзянова. Вскоре приказом Ежова во главе “тройки” был утвержден А.Алемасов, А.Лепа отозван в Москву и там арестован, участия в работе тройки не принимал, а утвердивший 213 расстрельных приговоров Г.Мухаметзянов в октябре 1937 года сам был арестован и расстрелян. А.Лепа после безуспешных попыток добиться приема в ЦК, лег в больницу, где был арестован прямо в палате и доставлен “спецвагонзаком” в Казань. Он “признался” в том, что был польским шпионом и агентом гестапо после семидневной “выстойки” без сна и под пытками. Немногие из выживших вспоминали рыдающий крик в коридоре, когда его волокли обратно в камеру: “Простите, товарищи, я больше не мог выдержать”15.
С конца сентября 1937 года “тройка” собиралась в почти неизменном составе: А.Алемасов — первый секретарь обкома партии, В.Михайлов — нарком НКВД, Г. Динмухаметов — и.о. председателя ТатЦИКа. “Таттройка” провела с 23 августа 1937 года по 6 января 1938 года — за 28 “рабочих” дней — 165 заседаний, осудив на расстрел 2570 человек и еще 2792 человека — к длительным срокам заключения в концлагере: как правило, к 10 годам, реже — примерно в 8% случаев — к 8 годам.
Засудить в день свыше 200 человек для “Таттройки” было делом обычным. Наиболее расстрельными выдались заседания 28 октября 1937 года, когда были приговорены 256 человек и 6 января 1938 года, в последний день операции, когда было вынесено 202 расстрельных приговора. По свидетельству сотрудников НКВД, первый секретарь обкома партии Алемасов обычно первым предлагал меру наказания, добавляя, что “бродячую и ходячую контрреволюцию мы плодить не должны”16 .
Наступивший 1938 год не предвещал принципиальных изменений в репрессивной политике. Более того, Политбюро 31 января 1938 года принимает постановление “Об антисоветских элементах”, в котором по 22 областям, краям и республикам устанавливается дополнительный лимит на новые аресты и расстрелы. Поощрялось даже соцсоревнование между отделами НКВД по досрочному перевыполнению норм по репрессиям, особенно по I категории. Руководства НКВД республик стремились не отставать от общей тенденции наращивания темпов репрессий, тем более что к руководству пришли новые люди, ставленники карательных органов. Например, первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) А.Алемасов и нарком внутренних дел А.Михайлов побывали у Ежова, и тот, одобрив их деятельность “по выкорчевыванию корней вражеской деятельности”, обещал удовлетворить их просьбу увеличить “лимит” на аресты и осуждение по “всем категориям” до 8 тысяч вместо ранее разрешенных 3 тысяч и на проведение в Казани выездной сессии военной коллегии Верховного Суда СССР. Одновременно Ежов потребовал обратить особое внимание на “татарский фашизм”, назвав его представителями Гаяза Исхаки, Фуада Туктарова и других эмигрантов и посоветовал искать и находить их сторонников не только в Татарии, но и по всей стране17 .
Выездная сессия военной коллегии Верховного Суда СССР во главе с И.Матулевичем в Казани состоялась 9 мая 1938 года. За два дня были расстреляны более ста человек, в том числе бывшие руководители обкома и совнаркома Лепа и Абрамов, и около двух десятков общественно-политических деятелей из Марийской республики. Еще почти 40 человек осуждены к различным срокам заключения. Матулевич похвалил казанских чекистов за хорошую подготовку “дел”.
Еще в 1922 году на должность ответственного секретаря Марийской автономной области в Краснококшайск приезжает Н.И.Ежов. Он только семь месяцев проработал в МАО, но память о себе оставил недобрую. Потом эти семь месяцев 1922 года обернулись для республики бедой 1937 года. Первое, с чего начал Н.И.Ежов, это гонения на руководящие кадры области. Вскоре по прибытии он взялся за председателя областного совнархоза С.А. Червякова, который являлся полномочным представителем во ВЦИКе и Совнаркоме РСФСР при издании декрета об образовании МАО, в 1920—1921 гг. был заведующим отдела Мари Наркомнаца, председателем Центрального бюро мари при отделе пропаганды и агитации ЦК РКП(б). Червяков умрет в лагере в 1938 году.
Другие жертвы Ежова М.М.Тованеев и член бюро обкома И.А.Шигаев будут расстреляны в 1938 году за то, что они в 1922 году открыто выразили политическое недоверие Ежову. Долго преследовал Ежов председателя облисполкома МАО И.П.Петрова, который на бюро обкома открыто голосовал против кандидатуры Ежова. И.П.Петрова отозвали из области. Только в 1934 году, приобретя огромный опыт партийной, советской и хозяйственной работы, он снова возвращается на должность председателя Мароблисполкома.
В середине 1936 года НКВД начал фабриковать первое в МАО крупное дело над “врагом народа” В.А.Мухиным, директором Марийского научно-исследовательского института. 5 июля 1937 года его на бюро горкома исключили из партии. Началась типичная цепная реакция. Мухина обвинили в создании “марийской контрреволюционной, буржуазно-националистической организации, инспирированной фашистскими кругами Финляндии и сблокировавшейся с троцкистской контрреволюцией”.
4 августа того же года на заседании бюро обкома партии секретарь горкома Г.Егоренко с возмущением говорил, что на “городском активе ни одного разоблачительного слова в адрес врага не сказали те, кто его хорошо знает” (МарНИИ работал при облисполкоме и, естественно, обличений ждали от Петрова). Он высказал свою позицию: “О Мухине. Тут мы делаем неверно. Даже члены бюро обкома не знают, за что исключен Мухин, какие материалы...”18.
Петров пишет письмо в ЦК ВКП(б), Горьковский обком партии: “Мне, председателю исполкома МАССР, неизвестно, сколько людей и за какие преступления арестовано. Из сообщения Т.Карачарова (нач. обл. упр. НКВД — Д.Я.)... стало известно, что еще более громадному количеству людей предъявляется обвинение в контрреволюции... Виднейшие писатели, поэты, драматурги, а также инженеры, преподаватели, учителя... Мне кажется, что в Марийской республике не все в порядке”. Его вызывают в Горький и рекомендуют “усилить борьбу с врагами народа”19 . Вскоре он был арестован. Обвинения те же. Не боролся против националистов, защищал “врагов народа”.
С арестом И.П.Петрова завершилось оформление “организации”, которая, якобы, имела свой “штаб”. Туда, кроме И.Петрова и В.Мухина, были зачислены люди, занимавшие разное положение в общественной жизни республики. Тут оказались председатель Союза писателей П.Карпов, журналисты А.Эшкинин, М.Кузнецов, Г.Голубкин, хозяйственник П.Андреев, сменивший Петрова на посту председателя исполкома МАО, ученый секретарь МарНИИ М.Янтемир, директор Цибикнуровской школы (руководитель “низовой повстанческой ячейки”) Т.Ямбос, преподаватель пединститута М.Веткин, зоотехник В.Макаров, ветврач С.Глушков, инженеры С.Ягодаров, П.Федотов и др. Такой состав призван был представить видимость того, что деятельность антисоветской организации охватила все сферы жизни, в том числе вредительство в промышленности, сельском хозяйстве. Среди членов “штаба” оказались и видные ученые-угроведы Г.Г.Кармазин, С.Г.Эпин, В.Т.Соколов.
Обвинение по “Делу В.А.Мухина” гласило: “Основной целью организации было свержение Советской власти и образование буржуазно-демократического государства. Осуществление этого подготавливалось к моменту войны СССР с капиталистическими государствами. Кроме того, подготавливалось объединение с националистами других республик: Татарии, Чувашии, Удмуртии и Башкирии и заключение с ними военного союза для совместной борьбы за федеративное буржуазно-демократическое государство”.
И.П.Петров, В.А.Мухин, всего 19 человек, были приговорены к расстрелу. Три члена “штаба” были определены в лагеря на 10 лет, откуда они не вернулись.
Дело приобрело исключительную масштабность. 14 июля 1938 года в Уфе состоялась выездная сессия Верховного Суда, рассмотревшая дело “членов марийской контрреволюционной буржуазно-националистической организации в Башкирии”. В тот же день были осуждены и расстреляны представители марийской интеллигенции — заведующий отделом национальных меньшинств БашЦИКа В.Юзеев, поэт Н.Тишин, заведующий РОНО Е.Сагадеев и многие другие.
Из партии в Марийской АССР с ноября 1937 по июль 1938 года было исключено 390 человек, из них 241 репрессирован как враг народа20 . Во исполнение приказа наркома Ежова в Марийской АССР необходимо было расстрелять 300, отправить в лагеря 1500 человек. Но эти цифры были названы ориентировочными, местные органы могли представить “мотивированное ходатайство”.
Но эта разнарядка руководителям Марийской АССР показалась явно заниженной и 11 сентября 1937 года бюро обкома ВКП(б) приняло постановление “По заявлению тов. Карачарова”. “В связи с выявлением особой засоренности в предприятиях лесной промышленности, просить ЦК ВКП(б) разрешить дополнительно репрессировать по Марийской республике кулаков и уголовников 500 человек”21.
Нарком внутренних дел А.И.Карачаров стал депутатом Верховного Совета СССР. Важнейшие партийные, государственные посты заняли сотрудники НКВД. Арестованного второго секретаря обкома партии заменил исправный исполнитель террора — Мамаев, нравственно и интеллектуально ограниченный человек с начальным образованием. Тогда же вторым секретарем горкома партии вместо репрессированного Г.Г.Михина был выдвинут сотрудник НКВД А.К.Клепцов. Полностью был разгромлен Союз писателей. Из 18 членов Союза писателей остался только один кандидат в члены Союза.
Новый первый секретарь обкома партии В.И.Архипов, окончивший профтехшколу, не допустил снижения темпов террора, тем более вокруг него в руководстве были надежные “борцы”. На XVII областной партконференции в июле 1938 года Архипов заявил, что была допущена “глубокая политическая ошибка” по свертыванию борьбы с “врагами народа”. Хотя с ноября 1937 года было исключено из партии 390 человек, но работа, как решила конференция, предстояла “большая, напряженная”22.
Вся марийская литература в пединституте была сожжена. Марийская библиотека в институте имела после этого только 5 экземпляров книг.
В Мордовии только по делу “мордовского блока правых троцкистов и националистов” были репрессированы около ста видных партийных, государственных и общественных деятелей. С 1937 года началась новая волна “разоблачений”. На V областной партконференции (июнь 1937 г.) говорилось, что “в Мордовии с 1933 года действовала контрреволюционная национал-фашистская организация, во главе которой стояли Абудаев, Миронов. Она ставила своей целью отделение и присоединение Мордовии к Финляндии”. 973 человека были исключены из партии. “Красная Мордовия” писала: “Очищая свои ряды от врагов народа, Мордовская партийная организация выдвинула на руководящую партийную, советскую, хозяйственную и другие работы новые, преданные нашей партии, кадры ... почти во всех районах первыми, вторыми и третьими секретарями райкомов, председателями райисполкомов, директорами МТС, работают выдвиженцы. Большой состав их и в республиканских организациях”23.
Среди репрессированных были секретари обкома партии Прусаков, Уморин, Смирнов, Котелев, заведующие отделами обкома партии Шапошников, Тихонов, Гарахов, Арапов. По этому же делу были репрессированы работники ЦИКа и СНК республики: Сурдин — Председатель ЦИК МАССР, Козиков — Председатель СНК, Бобков — заместитель председателя СНК, Очкин — секретарь ЦИК МАССР, Кожаев — председатель Госплана МАССР, наркомы: просвещения — Важдаев, финансов — Ляхов, земледелия — Шапошников, внутренних дел — Ванд, первый секретарь обкома ВЛКСМ Иванов и другие.
Кроме того, по этому же делу проходили, как имевшие отношение к мордовскому правотроцкистскому националистическому блоку, Гантман — работавший до Прусака первым секретарем Мордовского областного комитета партии, Кутяков — заместитель командующего войсками Приволжского военного округа, Васильев — юрист посольства СССР в Лондоне, профессор, крупнейший в стране финно-угровед Д.В.Бубрих.
Своеобразный итог разоблачительному процессу в республике подвела VI областная партконференция в июне 1938 года. В течение года выведено из состава райкомов и горкомов членов и кандидатов 327 человек, из них “врагов народа” — 87.
Если иметь в виду, что к этому времени в республике функционировали 30 райкомов и горком партии, то картина выглядит следующим образом: за отчетный период сняты с работы 25 первых секретарей райкомов, 28 — вторых и 31 третьих секретарей райкомов и горкома партии.
Особой жесткостью и масштабностью отмечались репрессии в Удмуртии. В 1936 году была арестована большая группа удмуртской интеллигенции — выпускники Коммунистического университета трудящихся Востока, сотрудники издательств удмуртских газет. На XVI областной партконференции (июнь 1937 г.) сообщалось, что еще разоблачено 37 врагов народа — националистов. В сентябре 1937 года одновременно началось “выкорчевывание врагов народа” в пединституте, мединституте города Ижевска и других научных учреждениях. Школы, учебные заведения, все центры удмуртской культуры были обезглавлены, удмуртская литература из школ была изъята на 80 процентов. Огромная работа по воспитанию кадров национальной интеллигенции была сведена на нет. Именно в эти годы был заложен процесс свертывания, а затем и уничтожения всего национального у восточно-финских народов, последствия которого проявляются и в наши дни.
На XIX областной партийной конференции (октябрь 1938 г.) Чувашской АССР было заявлено, что отчетный период (с июня 1937 г.) “наряду с большой работой по очищению партийных, советских и хозяйственных аппаратов от враждебных и неспособных бороться с врагами элементов был периодом решительного и смелого, еще небывалого в условиях Чувашии, выдвижения новых кадров. За это непродолжительное время на руководящую партийную работу выдвинуто 194 человека и на советскую, хозяйственную и профсоюзную работу — более 300 человек”24.
Многие из репрессированных протестовали против произвола, беззакония, заявляя о своей преданности социалистической Родине, Коммунистической партии. Так, первый секретарь Башкирского обкома партии Я.Б.Быкин в своем письме от 5 октября 1937 года на имя Сталина писал слова, полные трагизма: “Меня тов. Жданов объявил врагом народа... Не знаю, успеет ли это письмо дойти до Вас до решения моей участи, но что бы со мной ни случилось, я должен Вам заявить, что никогда врагом партии и народа не был и не буду до последней минуты моей жизни. То, что меня, Быкина, объявляют врагом народа, это какая-то страшная ошибка не в интересах партии. Все мои ошибки и ошибки обкома превращают во вражеские действия. Я только прошу одного — поручить честному, опытному чекисту еще раз детально разобраться во всем этом деле и добраться до истины, ибо если так будут разоблачать и находить врагов партии, то много честных и до последнего вздоха преданных партии и Вам, тов. Сталин, людей погибнут, а враги действительные останутся до конца честными перед партией”25.
Трагедия усугублялась тем, что уничтожали не только партийные, советские кадры, национальную интеллигенцию, но и молодежь. На XII Башкирской областной комсомольской конференции (январь 1938 г.) было заявлено, что в последние годы в республике разоблачено 18 “контрреволюционных гнезд”, 19 секретарей РК ВЛКСМ изгнаны с работы. А в период между двумя конференциями исключено из комсомола 1623 человека, в том числе 273 — как враждебные элементы, 366 — как классовый враг. Многие из них, в том числе и рядовые, были арестованы. По доносу первого секретаря обкома партии Заликина А.Т. была арестована и расстреляна воспитанница башкирского комсомола, секретарь ЦК ВЛКСМ, депутат Верховного Совета СССР Ш.Тимергалина.
В Марийской автономии за это же время исключено из ВЛКСМ более 600 человек, из них 230 — как враги народа, 145 — как “покрыватели врагов народа”. В Удмуртии под чистку попали 546 членов ВЛКСМ, в том числе 160 — как враги народа26.
В такой обстановке в конце 30-х годов проблема кадров выдвинулась на передний план. И решалась она, как и в первые годы Советской власти, через выдвижение на руководящую работу рабочих и крестьян – коммунистов. Но выдвиженчество уже шло не на здоровой основе, оно было вызвано к жизни массовыми репрессиями в отношении партийных, советских, хозяйственных кадров. Так, после октябрьского (1937 г.) пленума Башкирского обкома ВКП(б) первыми секретарями РК ВКП(б) было выдвинуто 44, вторыми — 46, третьими — 59, председателями райисполкомов — 41, директорами МТС — 44 человека. Всего за 8 месяцев в республике на руководящую работу выдвинуто более тысячи человек, в Марийской АССР — 400, в Мордовии — 489, Удмуртии — 337 человек.
Кто же пришел к руководству?
Лепа Альфред Карлович, первый секретарь Татарского обкома ВКП(б), дипломат, член партии с 1914 года, политработник в годы гражданской войны, делегат семи партийных съездов, свободно владеющий рядом иностранных языков, был заменен А.М.Алемасовым. Этот работник с начальным образованием отличился и был награжден орденом за заслуги в разоблачении “врагов народа”.
Первый секретарь Башкирского обкома партии Заликин, сменивший члена ВКП(б) с 1912 года, руководителя ряда крупных партийных организаций, делегата XII-XVII съездов партии Быкина Я. Б., лично докладывал Сталину и Берии о ходе разоблачения “врагов народа” в республике.
В то же время отметим, что среди выдвиженцев было немало объективно честных, но слабо подготовленных для руководящей работы людей. Естественно, это отрицательно сказывалось на их деятельности. Например, слесаря Уфимского паровозоремонтного завода Пупыкина в апреле 1937 года избрали секретарем цеховой парторганизации и заместителем секретаря парткома. С образованием нового РК ВКП(б) его избрали вторым, а к июню 1938 года он уже стал первым секретарем райкома партии.
Такой путь прошли многие. Электромонтер завода имени В.И.Ленина в Казани Захаров также весной 1937 года был выдвинут на низовую партийную работу. Районная партийная конференция в мае того же года избрала его членом райкома. В сентябре он был избран вторым секретарем парткома завода, а в ноябре — вторым секретарем райкома ВКП(б.). Как же он справляется с работой? “Учусь ... Тяжело, но учусь. Несмотря на то, что я второй секретарь райкома, я не стесняюсь идти за помощью к старым инструкторам райкома, прошу у них совета, как быть в том или ином, затруднительном для меня, случае. Например, я не знал даже такого дела, как производить снятие с учета или прием на учет коммунистов. Как электромонтеру для меня куда легче разобраться в обмотке моторов. Но ведь надо же и здесь работать”27.
Необходимость отбора людей была неоспорима. Вставал вопрос о критериях в системе отбора. Казалось бы, поскольку речь шла о руководящей работе, естественным критерием должны были быть максимальная пригодность и способность к выполнению данного дела, по партийной терминологии — “деловые признаки”. Однако вместо них были безоговорочно сделаны главным критерием “политические признаки”.
Парадокс ситуации состоял в том, что очень часто Сталин и его ближайшее окружение выступали с призывом к большей демократизации внутрипартийной жизни, к отказу от огульного обвинения кадров, практики назначенства сверху. На деле же под флагом демократизации легче было произвести замену старых руководителей на местах новыми людьми, пусть даже не столь компетентными, но зато послушными исполнителями различных директив.
Некоторые общие соображения об этой системе Сталин впервые изложил на XII съезде партии в 1923 году, представляя делегатам организационный отчет ЦК: “... необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие их проводить в жизнь. В противном случае политика теряет смысл, превращается в маханье руками”, — говорил Сталин28.
Смена кадров, приобретавшая характер массовых репрессий, привела к тому, что деятельность партийных, советских органов была дезорганизована. Жертвами беззаконий прежде всего пали руководители-коммунисты. И с начала 1938 года в печати, партийных документах стали акцентировать внимание на необходимости более широкого выдвижения на руководящую советскую и хозяйственную работу беспартийных. Очевидно, что процесс уничтожения кадров вышел из-под контроля и количество репрессированных во много раз превысило тот рубеж, который устраивал, если так можно выразиться, организаторов этой кампании. “Правда” писала, что более 100 тысяч человек выдвинуто за последний только год на руководящую работу в районах, в союзные и республиканские наркоматы, “выдвижение приобрело массовый характер, становится почти массовым явлением. Но если задача смелого выдвижения коммунистов, рядовых и “середняков” на руководящую работу осознана и так или иначе реализуется в большинстве партийных организаций, беспартийных работников на местах выдвигают пока слабо, робко. Между тем возможности такого выдвижения колоссальны ... Надо уметь видеть потенциальные возможности выдвижения людей и помогать их быстрому росту на самой работе”29. Поэтому 4 марта 1938 года ЦК ВКП(б) принял постановление “О выдвижении беспартийных на руководящую советскую и хозяйственную работу”30.
Действительно, проблема кадров на местах обострилась. Об этом открыто заговорили и те, кто непосредственно организовал гонения и преследования ни в чем неповинных людей. Секретарь Башкирского обкома партии Заликин А.Т. на страницах журнала “Партийное строительство” вынужден был признать, что сельскохозяйственные организации и учреждения республики фактически оказались без руководителей и специалистов. Пришлось в срочном порядке мобилизовать и направить на ответственную работу 194 человека, в том числе директорами МТС — 44, заместителями директоров — 46, заведующими районными земельными отделами — 24 человека. Такое же положение сложилось и в других республиках.
В идеале выдвижение могло бы помочь подняться к управлению государственными и общественными делами одаренным людям из низов. Только для этого прилив человеческой энергии и ума снизу должен был осуществляться как индивидуальное и самочинное рекрутирование именно одаренности. На деле это была ориентация на “социальное происхождение”, просто на “анкету”.
Этот принцип кадровой политики порождал у счастливых назначенцев не просто покорность воле начальства, но и бурное стремление выслужиться, чтобы хоть таким путем стать незаменимым. При этом выслужиться — не значит хорошо работать, а значит делать то, что желает видеть назначающее и соответственно могущее сменить с поста начальство.
Параллельно шло оттеснение, уничтожение, вымирание образованного слоя и его традиций. Каждый должен был чувствовать, что он занимает место не по какому-то праву, а по милости руководства, и если эта милость прекратится, он легко может быть заменен другим. На этом основывается известный сталинский тезис: “У нас незаменимых людей нет”.
Процесс выдвижения, жестко огосударствленный, устрашающе массовый и безличный, разворачивающийся в условиях тоталитаризма, террора, коллективизации, объективно, независимо от сознания тех или иных, возможно, хороших и честных выдвиженцев, вообще нельзя отнести к культурной революции. Вверх вызывались, кое-как подучивались, сортировались, истреблялись, собирались по новому призыву, обрабатывались, устрашались, натаскивались на лозунги и установки, обучались слепому послушанию и вере, исполнительности и самоуверенности, готовности к расправе, — вот так формировались миллионные ряды сталинского аппарата.
Не профессионалы, не политики, не работники, не интеллигенты, а “кадры”. Вот эти-то “кадры” и должны были “решать все”.
Разумеется, и в дальнейшем продолжалась работа по совершенствованию процедуры пополнения номенклатуры и перемещения в ней. В 1946 году была разработана и утверждена номенклатура должностей ЦК ВКП(б). В работу с руководящими кадрами вносились плановость, систематическое изучение и проверка их политических и деловых качеств, обеспечивалось создание резерва для выдвижения и строгий порядок в назначении и освобождении номенклатурных работников. Расширялась номенклатура должностей ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов. Но все это были уже уточнения и дополнения. В целом же процесс рождения советской номенклатуры завершился. Номенклатура прочно взяла в свои руки власть в обществе.
Наконец, в январе 1938 года на очередном пленуме ЦК ВКП(б) сталинское руководство предприняло очередной фарс, включив в повестку дня вопрос об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б). Особых изменений в политику террора эта демонстрация стремления к законности не внесла. Однако на многих руководителей обрушились новые гонения, на этот раз за “неправильное и преступно легкомысленное” отношение к исключению коммунистов.
Обвинения были, конечно, заслуженные. Однако организаторы пленума и составители резолюции “забыли” сказать, что Заликины, Алемасовы действовали по приказу, выполняли под угрозой строжайшей расправы директивы Центра. В одночасье из разоблачителя “врага” они превратились в “искусно замаскированного врага”, старающегося криками о бдительности замаскировать свою враждебность и сохраниться в рядах партии — это во-первых, во-вторых, стремящегося путем проведения репрессий “перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах”.
В связи со сменой курса в конце 1938 — начале 1939 гг. была в очередной раз перетряска в партийном руководстве ряда республиканских, областных организаций. Большую группу первых секретарей сняли за отсутствие бдительности в отношении разоблаченных руководителей местных НКВД, необоснованные исключения из партии и “избиение кадров”. Не миновала эта чаша и старавшегося в предшествующие месяцы на поприще выкорчевывания “врагов” первого секретаря Башкирского обкома Заликина А.Т.
В руководстве партии произошло полное перераспределение власти из рук старой гвардии в руки “партийного молодняка”, выдвинутого непосредственно в ходе репрессий. Для того, чтобы облегчить этот процесс, XVIII съезд ВКП(б) внес изменения в Устав, в соответствии с которыми партийный стаж для секретарей обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий вместо 12 лет устанавливался не менее 5 лет, а для секретарей горкомов вместо 7 не менее 3 лет. Не успев вступить в партию, можно было получить важный пост.
Устранив даже потенциальную угрозу со стороны старой гвардии, уничтожив большую часть ЦК, избранного на XVII съезде партии, перебив национальные кадры, выросшие за годы Советской власти и задушив всякое национальное движение и инакомыслие, Сталин достиг наконец “самой высшей власти”, утвердился как единодержавный диктатор.
Примечания:
1 Правда. 1937, 17 сентября.
2 Вечерняя Уфа. 1997, 6 сентября.
3 Совет Башкортостаны. 1989, 12 марта.
4 Там же.
5 Красная Башкирия. 1937, 3 октября.
6 Трудный путь к правде. Уфа, 1997, с. 9.
7 Известия Башкортостана. 1996, 22 мая.
8 Вечерняя Уфа. 1997, 6 сентября.
9 Трудный путь к правде. Уфа, 1997, с. 14.
10 Большевик Татарии. 1936, № 3, с. 19-20.
11 Центральный государственный архив историко-политической документации Республики Татарстан (ЦГА ИПД РТ). Ф. 15. Оп. 3. Д. 1596, Лл. 1, 2, 3.
12 Султанбеков Б.Ф., Хакимьянов Р.Г. Политические репрессии 30-х годов. Законы. Исполнители. Реабилитация. Казань, 1999, с. 8-9.
13 Там же, с. 15.
14 Степанов А.Ф. Расстрел по лимиту. Из истории политических репрессий в ТАССР в годы “ежовщины”. Казань, 1999, с. 5.
15 Султанбеков Б.Ф., Хакимьянов Р.Г. Указ. соч., с. 21.
16 Степанов А.Ф. Указ. соч., с. 21.
17 Султанбеков Б.Ф. Не навреди. Казань, 1999, с. 175.
18 Ефимова Н.А. Марий Эл сегодня. Йошкар-Ола, 1990, с. 45; Сануков К.Н. Из истории Марий Эл. Трагедия 30-х годов. Йошкар-Ола, 2000, с. 70.
19 Ефимова Н.И. Указ. соч., с. 46.
20 Советская Башкирия. 1990, 14 января; Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 21. Д. 2829. Лл. 86, 87.
21 Сануков К.Н. Указ. соч., с. 135.
22 Там же, с. 178.
23 Мордовская правда. 1938, 10 июня.
24 Центральный государственный архив общественных объединений Чувашской Республики (ЦГА ОО ЧР). Ф. 1. Оп. 9. Д. 89. Л. 4.
25 Центральный государственный архив общественных объединений Республики Башкортостан. Ф. 122. Оп. 1. Д. 20. Лл. 434; Очерки по истории Башкирской АССР. Т. 2. Уфа, 1966, с. 375.
26 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 21. Д. 2829. Л. 88; Д. 4508. Л. 107.
27 Красная Башкирия. 1938, 5июня; Большевик Татарии. 1937, № 12, с. 38.
28 XII съезд РКП(б). Стеногр. Отчет, с. 56.
29 Правда. 1938, 27 января; Партийное строительство. 1938, № 6, с. 3.
30 Партийное строительство. 1938, № 6, с. 62.
Источники:
- Журнал «Ватандаш»