Салават Юлаев безусловно национальный герой башкирского народа. Однако не надо забывать, что в нашем общем многоквартирном доме дружбы проживают представители 130 национальностей и заставлять их поклоняться башкирскому символу незачем.
Героический образ Салавата Юлаева – продукт пропаганды
Историческая наука – очень тонкая и сложная область гуманитарного познания. В ней нет, и никогда не может быть раз и навсегда данных положений, истины в конечной инстанции.
Эвристические возможности эффективности способов извлечения из них информации, а также от степени разработанности методологического инструментария. Аксиомой является положение, что без методологического исторического исследования не бывает. При этом методология – эта «призма», сквозь которую ученый наблюдает изучаемое. Она обеспечивает «угол зрения» на проблему. Каждый метод, взятый в отдельности, дает только определенный ракурс, и не более того. Наиболее адекватный результат достигается тогда, когда историк использует весь «арсенал» доступных ему методов, т.е. обращается к методологическому синтезу и возможностям междисциплинарных подходов к прошлому. Состояние источников и методов познания не является чем-то неподвижным, они развиваются и совершенствуются по мере развития исторической науки, обеспечивая все большую «прозрачность» прошлого взору историка.
Однако, помимо сказанного, историческая наука – это та область познания, в которой в социально активной и значимой является личность самого историка. Изгнать ее из истории невозможно. Историк же – это человек своей эпохи и своего общества. Но хорошо известно, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Оно неизбежно накладывает на нас свой отпечаток, независимо от того, хотим мы этого или не хотим, осознаем мы это или нет. Отсюда проистекает неизбежная органическая связь исторической науки с идеологией и политикой, которая, впрочем, не должна доходить до откровенной конъюнктуры. По выражению историка М. Н. Покровского, «история - это политика, опрокинутая в прошлое».
Эти обстоятельства особенно заметными становятся при изучении биографии и исторической деятельности Салавата Юлаева, провозглашенного в ХХ веке национальным символом башкирского народа. С другой стороны, судя по имеющейся литературе разного толка (художественной, популярной, научной), фигура Салавата Юлаева оказалась в центре острой идеологической борьбы различных общественных кругов, была изрядно мифологизирована и политизирована.
Причины героизации образа неустрашимого борца башкирского народа против царизма и крепостничества вполне очевидны. Они полностью соответствуют «генеральной линии» партии в исторической науке советских времен, четко делившей историю только на «черное» и «белое». Особой популярностью пользовалась концепция «крестьянских войн» в России – как высшей формы классовой борьбы при феодализме. Активным участником одной из них (под предводительством Е.И. Пугачева) был Салават Юлаев, уже одним из этих возведенный в ранг положительных персонажей нашей истории. Классическим примером такого рода трудов является монография Инги Михайловны Гвоздиковой «Салават Юлаев: исследование документальных источников», выдержавшей три переиздания. Заслуги автора этой работы неоспоримы и давно признаны отечественной историографией. Без всяких преувеличений, И. М. Гвоздикову можно назвать «Карамзиным отечественного салаватоведения». Но с момента первого издания книги (1982г.) прошла четверть века, ключевая переломная для всего российского общества и исторической науки в том числе. Образ исторических исследований и само понимание прошлого изменились. Сегодня книга И. М. Гвоздиковой, богатая источниковыми материалами, отражает лишь один из этапов развития салаватоведнния и должна представлять только историографический, а не исторический интерес. Прямо, скажем, за исключением своей фактологической стороны, монография явно устарела. Иначе говоря, требуются более глубокие, соответствующие сегодняшним возможностям науки, исследования образа и роли Салавата Юлаева в отечественной истории. При этом не стоит отделять или противопоставлять историю отечественную и историю башкирскую. Последняя – органическая часть первой.
Сегодня историческая наука активнее отказывается от концепции «крестьянских войн», чаще всего рассматривая их сквозь «призму» русского бунта, к числу которых относится и пугачевское восстание. В этом смысле справедлива точка зрения видного современного историка В. М. Соловьева о русских бунтах: «Какие-то конкретные справедливые цели, добрые порывы, благородные мотивы, благие намерения и т.п. очень быстро вымывались и отодвигались на третий-четвертый план, уступая место грабежу, насилию, террору, пьяной гульбе и богохульству. Ни Робин Гуд, ни Гильом Каль не жгли и не крушили без всякой нужды и без всякого разбора все «дворянское», не проливали кровь ради куража, не измывались над людьми на забаву себе озверевшей черни… Собственно, и сами-то бунты – какая-то патология, что-то из ряда вон, нечто устрашающе сумасшедшее, оголтелое, вурдалакское, оцепеняющее сердце и леденящее кровь». (Соловьев В. М. Анатомия русского бунта. Степан Разин: мифы и реальность. М., 1994. С200-201). Подобная метаморфоза произошла Салаватом Юлаевым. Вполне благие цели и намерения (борьба со злоупотреблениями русских заводовладельцев и местной администрации) в пылу ожесточенных действий переросли в откровенный разбой и грабеж мирного, чаще всего русского, населения. По словам М. Н. Покровского, «в минуту огромного национального подъема нельзя было заставить башкира щадить русского колонизатора, не щадившего башкира в предыдущий период». (Покровский М. Н. Предисловие // Пугачевщина. Сб.документов М.; Л., 1926. Т.1.С.10-11)
Об этом свидетельствуют и беспристрастные исторические факты. Приведем выборочно несколько примеров, хорошо известных науке (выделено полужирным курсивом мною. – В. М.):
1) «…да и башкирцы все генерално бунтуют и во многих местах, немалолюдными при озерах и речках скопищами находясь, разсылают свои партии для разъзорения российских жителств, которыя еще и в то время, когда я внутри жителств находился, подбегами своими под малые жителства делали разъзорения и народ убивали…» (Копия с ордера генерал-поручика де-Колонга от 31 мая // Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2.С.259).
2) «…сообщники ево, Пугачева, бунтующия башкирцы, на четырех медных: на Преображенском, Воскресенском, Верхоторском, Архангельском, на железных доменных: Юрюзянском, Симском, молотовом Усть-Катавском, на лесопилном Симском и в шести деревнях фабрики, магазейны, в плотинах вещняки и слань и всякое заводское строение и крестьянские домы выжгли до снования…мастеровых же и работных людей, сколко от прежняго забрания осталось, окроме только спасшихся от их злодейских рук уходом, побили до смерти, забрав с собою и с малолетними детьми, погнали как скотов, в дальние леса и в свои башкирския кочевья…». (Всепокорнейшее доношение в Берг-коллегию коллежского асессора Ивана Мясникова // Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2.С.268-269).
3) «А они, злодеи – башкирцы, у нас всегда везде русаков губят; а 28 июня Каслинской и Каштымской господина Никиты Никитича Демидова завод оныя ж башкирцы все выжгли, как завод, так и селение, а с людьми что зделали, - о том еще здесь не слышно». (Выписка из партикулярного письма, полученного Москве 7 дня 1774 году // Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2.С.265).
«Сего майя 23 числа в полдни сибирской дороги старшина Юлай Азналин с сыном своим Салаваткой собравшись злодейскою шайкою башкирцов по примеру около тысячи человек напав на означенный завод (Симский завод-В. М.). Всех заводских служителей… по примеру всего человек до шестидесяти перекололи до смерти. И тот завод разграбя, фабрику с плотиною, церковь божию и всё заводское селение сожгли…» (РГАДА. Ф.6. Д.592. Л.565).
Само собой, что на основании этих и подобных фактов не надо спешить делать выводы о «бессмысленности» и изуверской жестокости бунташных действий. Любая эпоха и ее персонажи должны «измеряться» нравственной шкалой своего, а не нашего, времени. Задача историка не в том, чтобы судить прошлое. Историк – не судья. Он должен стремиться понять изучаемую эпоху, исходя из ее морального и юридического барометра. Но екатерининская эпоха в рамках тогдашнего официального правосудия вынесла Салавату Юлаеву свой однозначный приговор – виновен.
Нет сомнений, что пугачевский бунт – это разновидность гражданских войн, когда брат шел на брата, сын на отца, и наоборот. Но гражданская война – Это ОЧЕВИДНО – не может быть предметом гордости для потомков, ибо для нормального человека противоестественно гордиться количеством крови, пролитой его соотечественниками. Так что героический пафос здесь явно неуместен. Это означает, что Салават Юлаев – активный участник братоубийственной войны – едва ли может служить примером для подражания и считаться героем отечественной, а значит, и башкирской истории.
Изрядно преувеличенными следует признавать и те личностные достоинства, которыми наделили Салавата Юлаева (20-летнего юношу) в советской историографии (еще раз замечу, наделили по причинам, далеким от научных).
Так, вряд ли найдутся научные исторические основания считать Салавата Юлаева выдающимся государственным деятелем. Такое определение предполагается, что он является видным деятелем ГОСУДАРСТВА. Но какого? Самостоятельного Башкирского государства в XVIII веке не было, как нет его и сейчас. Считать же его выдающимся деятелем Российского государства, против политики и устоев которого Салават Юлаев вел активную и насильственную борьбу, тем более нельзя. Он был одним из участников и руководителей борьбы за национальное освобождение от России. В этом отношении Салават Юлаев проявил себя, скорее, как антигосударственник, т.е. человек, сознательно действовавший вопреки интересам государства, подданным которого он являлся. Не случайно, что государственная власть именно так и квалифицировала его поступки. По приговору Тайной экспедиции Сената он был объявлен государственным преступником и понес адекватное в рамках той эпохи наказание. Современная Российская Федерация активно позицирует себя в качестве правопреемницы Московской Руси и Петербургской империи. Взяв на вооружение даже их символику, например герб и флаг. В таком контексте, логичной позицией федеральных властей был бы отказ от пропаганды культа Салавата Юлаева, активно ведущейся на территории самой же Российской Федерации в Башкортостане. Вспомним, например, какой негативный резонанс ветеранов вызвала попытка президента Украины В.Ющенко назвать героями войны бандеровцев. Ведь не случайно, что до сих пор в России не предпринималась и едва ли будет предпринята попытка юридического пересмотра антигосударственных и антиправительственных действий Салавата Юлаева. Приговор 1775 г. формально до сих пор остается в силе.
Теперь несколько слов о Салавате Юлаеве, как о «выдающемся полководце». Военные историки хорошо знают, насколько сложно оценивать полководческие способности того или иного военачальника. Здесь необходимо анализировать стратегию, тактику и масштаб ведения военных действий, психологическую специфику военной атмосферы, учет и соотношение сил воюющих сторон и т.д. И хорошо, когда речь идет о личностях калибра Наполеона Бонапарта, о деятельности которого сохранилось множество документальных источников. Но такая добротная сохранность источников — редкость для исторической науки. О том, насколько трудной и кропотливой является эта работа, какие подводные течения и рифы здесь могут быть, свидетельствует, например, исследования известного уфимского историка Р.Н.Рахимова. Скрупулезно изучив историю Уфимского пехотного полка, автор, тем не менее, счел необходимым сделать осторожные оговорки: «данная работа не претендует на исчерпывающую информацию»; «Несомненно, новые источники, выявленные в архивах, позволят более полно изучить те или иные аспекты полковой жизни». (Рахимов Р.Н. История Уфимского пехотного полка. 1796-1833. Уфа, 2004. С.9, 147).
В нашем же случае судить о полководческих способностях Салавата Юлаева по немногим сохранившимся отрывочным сведениям источников — задача исключительно сложная. Вот характерный пример описания боя, в котором принял участие Салават Юлаев: «Будучи ж в марше, сего ж 22 числа повстречавшим злодеем башкирцом Салаваткою имел прежестокое сражение, у которого было злодейской толпы до трех тысяч человек. Но храбрами ея величества воинами все были обращены в бег, и несколько сот человек в преследовании побито, и едва сам злодей Салаватка мог спастись: оставевши свою лошадь, бежал в болото. С нашей же стороны вреда никакова не было». (Крестьянская война 1773-1775 гг. на территории Башкирии. Сб. док-тов. Уфа, 1975. С.231). Информация для квалифицированных заключений, как видим, явно не хватает.
В силу сказанного очевидно: для оценки полководческих способностей Салавата Юлаева у исторической науки достаточных сведений нет. Поэтому решение данного вопроса допускает возможность различных, порой прямо противоположных предположение и гипотез, в зависимости от идеологических и политических установок исследователей. Как это произошло, например, с историками И.М.Гвоздиковой и С.А.Орловым. Опираясь на одни и те же скудные источники, они сделали взаимоисключающие выводы. Соответственно, о наличии и отсутствии у Салавата Юлаева полководческих талантов (Гвоздикова И.М. Башкортостан накануне и в годы крестьянской войны под предводительством Е.И.Пугачева. Уфа, 1999. С.441; Орлов С.А. Пирамида Салавата, Казань, 2006. С.20-21).
Таким образом, известные науке исторические источники не позволяют категорично говорить о полководческих способностях Салавата Юлаева вообще, не говоря уже о «выдающихся способностях». Косвенные же свидетельства подсказывают скорее отрицательный ответ на этот вопрос.
Бал ли Салават Юлаев выдающимся башкирским поэтом — на мой взгляд, вопрос также не решенный. Известно. Что из 500 приписываемых ему поэтических строк, ни одно из произведений в оригинале не сохранилось. (Салават Юлаев: энциклопедия. Уфа, 2004. С.267). Все они находятся только в копиях на русском языке. И никаких подлинников в источниках не содержится. Отсюда возникает вопрос об атрибуции данных текстов Салавату Юлаеву. Источниковеды знают, что до сих пор не удалось установить авторство даже такого замечательного произведения древнерусской литературы, как «Слово о полку Игореве», изучению которого посвящены многие тысячи работ (См., напр.: Зимин А.А. Слово о полку Игореве. Спб., 2006). Тем более сложен для решения вопрос об авторстве Салавата Юлаева. Насколько известно, никаких специальных источниковедческих исследований по данному вопросу не существует. А, значит, считать его однозначно решенным не приходится.
И последнее: в литературе присутствует тенденция возвеличивать личные героизм и мужество Салавата Юлаева, попавшего в плен к правительственным войскам. Но и тут источники не предоставляют возможности для таких утверждений. Известно, что оказавшись на допросе, Салават Юлаев каялся, списывал все на свои молодость и страх: «из страха боясь учинить побега, в толпе злодейской и оставался». Старался приуменьшить размер своих преступлений перед государством: «Будучи в злодейской толпе, никого из своей воли и сам собою не умерщвлял». От «мужицкого царя» Пугачева/Петра III отрекся, именуя его теперь «злодеем Пугачовым». (Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2. С. 276-279). Вполне типичное для многих пленных пугачевцев, но едва ли героическое поведение. А ведь были и другие примеры. Вот как, например, вел себя нижегородский крестьянин Василий Чернов: «при сем допросе под жестоким мучением во все продолжительное время упорствовал назвать Пугачева злодеем, почитая ево именем государя Петра третияго». (Пугачевщина. М.; Л., 1929, Т.2. С.363).
Говорится это вовсе не в упрек Салавату Юлаеву, а только для констатации исторической реальности. Но, все же. Пример подлинного мужества на допросе показал отнюдь не он. По справедливому мнению историка В.М.Моловьева, героизировать поведение народных масс на фоне русского бунта, представлять их сознательными творцами светлого будущего нет никакой необходимости. Они не нуждаются ни в модернизации, ни в приукрашивании: «среди них были не только мужественные и бесстрашные, но и робкие и нерешительные, сомневающиеся и придерживающиеся нехитрого житейского правила «как все — так и я». Ведь немало из них до того, как вспыхнул всенародный мятеж, покорно тянули свою лямку и, если бы не экстремальные обстоятельства, продолжали бы это делать» (Соловьев В.М. Актуальные вопросы в народном движении (полемические заметки о крестьянских войнах в России) // Ист. СССР. 1991. №3. С.142). Очевидно, данные мотивы играли свою роль и в поведении Салавата Юлаева перед лицом екатерининских следователей.
В заключении замечу, что Салават Юлаев, несомненно, один из активных участников пугачевского бунта. Поэтому он является заметной фигурой отечественной истории. Вычеркивать его из нее не нужно, да и вряд ли возможно. Но для того, чтобы относить его к выдающимся государственным деятелем, выдающимся полководцам, выдающимся поэтам, наделять личным мужеством и героизмом, научных исторических оснований и данных нет.
Ведущий научный сотрудник
лаборатории проблем региональной культуры
Нижневартовского государственного
гуманитарного университета,
доктор исторических наук В.Я. Мауль
Источники:
- http://www.ufagub.com/news/history/1769/