Новый исторический вестник (Москва). 2004. № 2 (11). С. 174-182.
Историк казачества генерал-майор Оренбургского казачьего войска Иван Григорьевич Акулинин (1880 - 1944) в эмиграции проявил себя незаурядным исследователем и публицистом. В 20 – 30-е гг. были изданы его работы по истории казачества и Гражданской войны в России, а также художественная проза, в основном небольшие рассказы из казачьего быта, знатоком которого он являлся.
 И.Г. Акулинин во время Гражданской войны |
И.Г. Акулинин эвакуировался из Крыма вместе с частями Русской армии в ноябре 1920 г. на французском пароходе «Сцегед» - угольщике, не приспособленном для перевозки людей. Однако на него удалось погрузить 2 475 беженцев. Эвакуация прошла очень тяжело, прежде всего из-за тесноты, большой скученности, паразитов и отсутствия света.
Когда пароход 29 ноября прибыл в порт Дубровник Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (КСХС), на нем уже имелось шестеро больных инфекционными заболеваниями. Сербские власти потребовали выдержать пароход в карантине 21 день, однако такое требование могло привести к настоящей эпидемии, поэтому все же было решено отменить карантин и высадить беженцев на берег. Высадка была окончена к утру 6 декабря.
С согласия властей беженцев разместили в самом Дубровнике, в котором тогда проживало около 6 тыс. человек. Численность прибывших равнялась почти половине местного населения, и город явно не был способен принять такое количество беженцев. Для их размещения были отведены казармы Святой Марии, Мол и Равелин, две бывшие гостиницы «Банац» и «Де Виль» и небольшая частная вилла «Элиза».[1]
Продовольствие заготовлял питательный пункт Американского Красного Креста, передававший его продовольственным комиссиям из представителей беженцев. Паек включал хлеб, горячую мясную пищу два раза в день и кипяток. Женщины и дети, кроме того, получали горячее какао, молоко, снабжались одеждой и бельем.
Жизнь на беженское пособие в 400 динаров в месяц, очевидно, не устраивала генерала, которому тогда было лишь 38 лет, и Акулинин попытался устроиться на работу. 15 февраля 1921 г. он написал рапорт российскому военному агенту в КСХС с соответствующим прошением на имя военного министра КСХС: «Желая поступить на должность лектора в Военной Академии или получить другое соответствующее назначение, прошу не отказать в зачислении меня на военную службу в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев».[2] Опыт преподавательской работы у Акулинина уже был: в 1916 - 1917 гг. он преподавал тактику во Владимирском военном училище и Пажеском корпусе.
Проблемы возникли уже при составлении краткой записки о службе, так как послужной список и другие его документы пропали в годы революции и Гражданской войны, будучи оставленными по местам прежней службы: в штабе главнокомандующего в Омске, в штабе Оренбургского казачьего войска и в Главном управлении Генерального штаба в Петрограде. За правильность краткой записки о службе И.Г. Акулинина поручился полковник Генштаба А.Л. Мариюшкин.
Вскоре Акулинин перебрался в Белград, где вступил в белградское Общество русских офицеров Генерального штаба.[3] 25 декабря 1921 г. он выступил перед членами общества с докладом на тему «Советская Россия в конце 1921 года», в котором отметил, что «задача всех антибольшевистских сил – и в частности задача офицеров Генерального штаба – всеми силами и средствами содействовать ускорению падения коммунистической власти».[4] В конце концов он устроился на работу в Державную комиссию.[5]
В Белграде Акулинин вплотную соприкоснулся с проблемами казачьей эмиграции. Он оказывал помощь бывшим участникам антибольшевистской борьбы в рядах Оренбургской армии, выдавая им удостоверения о политической благонадежности.[6] Эти бумаги в обстановке подозрительности, характерной для белой эмиграции (и во многом оправданной), имели большое значение для трудоустройства и участия эмигрантов в общественной жизни.
В декабре 1922 г. в берлинской газете «Руль» выходит статья Акулинина «Общеказачья организация», посвященная проблемам казачества в Югославии. Осуждая разрозненность зарубежного казачества, он писал, что «разрешение казачьей проблемы за границей - есть прежде всего вопрос экономический».[7]
В 1923 г. он переехал в Берлин, где поселился в пансионе Гюнтера (Pension Günther).[8]
Когда 6 февраля 1921 г. в Суйдине (Китай) был убит атаман Оренбургского казачьего войска А.И. Дутов, возникла проблема сохранения преемственности атаманской власти. Заместителем атамана с 1 марта стал генерал Н.С. Анисимов, избранный на этот пост организационным собранием оренбургских казаков в Харбине. Он располагал значительными денежными суммами (свыше 100 000 золотых руб.), полученными от атамана Г.М. Семенова на поддержку оренбуржцев в Китае, что и послужило одной из основных причин избрания Анисимова на атаманский пост.[9] Позднее, уже после падения Белого Приморья, стало известно, что Анисимов, ведя беспутную жизнь, промотал все войсковые капиталы. Ему немедленно было выражено недоверие, а войсковым атаманом зарубежных оренбургских казаков был избран И.Г. Акулинин.
В приказе по Оренбургскому казачьему войску от 6 мая 1923 г., изданном в Харбине, говорилось: «Организационное собрание Оренбургских казаков, протоколом от 16 февраля 1923 года постановило: генерала Анисимова лишить полномочий заместителя Войскового атамана и избрать Войсковым атаманом зарубежных оренбургских казаков Генерального штаба генерала Ивана Григорьевича Акулинина, находящегося в Западной Европе…».[10]
О своем избрании атаманом Акулинин узнал лишь в июне 1923 г.
На новом посту он развил бурную деятельность с целью трудоустроить казаков своего войска, разбросанных по всему миру и хоть в какой-то мере облегчить их тяжелое положение. Генерал обращался по этому вопросу в Лигу Наций, Американский Красный Крест, Русский комитет в Нью-Йорке и другие организации. Он считал необходимым «употребить все усилия на то, чтобы казаки, разметавшись по разным странам, не превратились в человеческую пыль, а наоборот – сохранили между собою тесную спайку и в нужный момент выявили свое казачье лицо».[11]
Являясь с 1923 г. представителем Восточного казачьего союза (Харбин) в Западной Европе, он вел переписку с вел. кн. Николаем Николаевичем, Донским атаманом А.П. Богаевским, председателем Объединенного совета Дона, Кубани и Терека, и другими видными деятелями Русского арубежья.[12]
Приблизительно в 1924 – начале 1925 гг. Акулинин переехал в Париж.
Там он продолжил активную переписку с представителями казачьей эмиграции на Дальнем Востоке: сообщал им последние новости из общественно-политической жизни эмиграции и даже пересылал газеты.[13] Казачьи организации Дальнего Востока приглашали его принять участие в различных казачьих изданиях и т.п.[14] Наконец, через него осуществлялся обмен корреспонденцией, в том числе и секретной, между эмигрантскими группами на Дальнем Востоке и в Европе. Об этом свидетельствует, например, рапорт генерала Амурского казачьего войска Е.Г. Сычева (Харбин) уполномоченному Верховного главнокомандующего по делам Дальнего Востока от 10 ноября 1926 г.: «Мне удалось снять копии с документов, представленных Дубалю (Председ. правления КВЖД) – китайской контрразведкой. Документы эти, рисующие политику большевиков в Китае, переданы Дубалю 4-го ноября 1926 года… Так как все эти документы имеют значение для текущего момента, а месячная сводка по Д. В-ку будет Вам представлена не ранее конца месяца, то я представляю их Вашему Превосходительству немедленно,… пользуюсь любезностью генерала Акулинина».[15]
В 1926 г. он принял участие в работе Российского зарубежного съезда как представитель Франции[16] и являлся членом Российского центрального объединения в Париже (по данным на 1929 г. - член Главного совета объединения).[17]
В связи с участием Акулинина в работе съезда (он выступил как представитель Восточного казачьего союза в Европе) возникли противоречия между Восточным казачьим союзом и Казачьим союзом в Париже, членом правления которого он являлся.
По окончании работы съезда он предоставил подробную информацию о его работе Совету Восточного казачьего союза, который на заседании 10 июля 1926 г. в Харбине вынес резолюцию: «Усматривая из докладов и писем ген. Акулинина, что он хотя и вошел в качестве нашего представителя во Времен. Правление Казачьего Союза (В Париже. – Авт.), однако когда это Правление постановило не принимать участия в работах Росс. Заруб. Съезда, ген. Акулинин остался при особом мнении и вошел как в Организац. комитет по созыву Заруб. Съезда, так и на самый Съезд, - Совет находит действия своего представителя правильными и одобряет их. Отмечая основательное и подробное ознакомление ген. Акулининым нас с работами Заруб. Съезда и вообще с положением дел на Западе в русских эмигрантских кругах и в казачьих в частности, а также признавая вполне добросовестное и регулярное выполнение нашего Наказа по представительству Восточного Казачьего Союза, Совет постановил: душевно благодарить Ивана Григорьевича Акулинина за всю его работу».[18]
Ответ Казачьего союза в Париже на эту резолюцию был диаметрально противоположным: «Все это не соответствует действительности. Никакого особого мнения ген. Акулинин не подавал и не заявлял, да у него и не было для этого ни повода, ни фактической возможности. В то время, когда образовывался Организац. комитет по созыву Заруб. Съезда, ген. Акулинина во Франции не было – он служил казначеем в труппе джигитов, гастролировавших по Англии. Ген. Акулинину не пришлось перед вступлением в Организац. комитет оставаться при особом мнении: наоборот, он был зачислен в этот Комитет без его ведома, благодаря заявлению в Организ. комитете Донского атамана, причем это заявление было сделано А.П. Богаевским без предварительного сношения с ген. Акулининым, но с ведома Правления Каз. Союза».[19]
Парижский Казачий союз в работе съезда не участвовал, предоставив своим членам полную свободу действий в этом отношении. Разногласия на съезде возникли в отношении выступления лидера казачьей фракции П.Н. Краснова, который резко нападал на атаманов Объединенного совета Дона, Кубани и Терека. Правление Казачьего союза было удивлено тем, что генерал Акулинин «не только никак не реагировал на это оскорбление, не только не заявил протеста или несогласия, но продолжал молча до конца оставаться членом фракции, возглавлявшейся оскорбителем».[20]
Спустя месяц после окончания работы съезда председатель правления Казачьего союза в Париже заявил И.Г. Акулинину о необходимости отмежеваться от заявления П.Н. Краснова. И Акулинин согласился с этим, признав, что на самом съезде он «не нашел в себе силы сделать это».[21]
В феврале 1927 г. енисейский казак инженер И.К. Окулич написал председателю правления Казачьего союза в Шанхае И.Н. Шендрикову: «Казачество в Китае имеет своим представителем в Париже ген. Акулинина. Мне представляется, что он не особенно верно информирует Вас, не сойдясь или, вернее сказать, заняв не совсем дружелюбную в отношении Объединенного Совета позицию…».[22] Между тем руководство Объединенного совета и сам его председатель А.П. Богаевский относились к Акулинину вполне доброжелательно.[23]
В 1927 г. во второй книге альманаха «Белое дело» вышел очерк Акулинина, посвященный борьбе уральских казаков с большевиками.[24] А на следующий год, откликнувшись на призыв войсковых атаманов Дона, Кубани и Терека к русской эмиграции, подготовил материал для сборника «Казачество: Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества», в котором писал: «Не будь казачьих войск, не было бы и белого движения».[25]
Для эмигрантских организаций в Европе Акулинин являлся своего рода экспертом по Дальнему Востоку. Например, 21 сентября 1929 г. он выступал с докладом о положении на Дальнем Востоке на заседании Главного совета Российского центрального объединения.[26]
В парижский период своей жизни И.Г. Акулинин занимал самые различные должности, состоял во многих организациях, так или иначе связанных с казачеством. Так, в начале 30-х гг. он состоял членом Казачьего совета, представляя на нем оренбуржцев и казаков Дальнего Востока[27], а также входил от Оренбургского войска в президиум комитета благотворительной организации «Казачья помощь».[28]
Когда в 1930 г. «честь возжечь лампаду на могиле Неизвестного Солдата выпала на представителей казачьих частей, проживающих в Париже»[29], Акулинин был в их числе, представляя немногочисленное в Европе оренбургское казачество.[30]
В 1930 - 1931 гг. Акулинин являлся председателем Совета старшин Казачьего клуба в Париже, некоторое время был председателем Казачьего союза, стал одним из учредителей газеты «Возрождение»,[31] работал редактором казачьего отдела в журнале «Часовой», а также сотрудничал в других эмигрантских периодических изданиях.
Несколько публикаций Акулинин посвятил присоединению Сибири к Русскому государству в XVI в. Среди них привлекает внимание работа «Ермак и Строгановы. Исторические исследования по сибирским летописям и царским грамотам», изданная в Париже в 1933 г., к 350-летию завоевания Сибири. Целью монографии было «выяснить: кому принадлежала первоначальная мысль о завоевании Сибири и какую роль играли в этом деле атаман Ермак и Строгановы».[32] На основе анализа текстов трех летописей и царской грамоты Ивана Грозного он пришел к выводу, что «Сибирь была завоевана Ермаком с помощью Строгановых».[33] В феврале 1936 г. Акулинин, подытоживая свои исследования в этой области, выступил перед парижской аудиторией с докладом на тему «Освоение Сибири Россией».[34]
В 1935 г. он был избран от Русского комитета в Париже в комиссию для рассмотрения вопроса о представительстве русских организаций в составе Совещательного комитета Нансеновского Присутствия при Лиге Наций.[35]
В 1936 - 1939 гг. Акулинин входил в правление Союза Георгиевских кавалеров. В 1938 - 1939 гг. являлся членом Главного совета Российского национального объединения. В 1939 г. был избран в члены правления Общества русских офицеров Генерального штаба, а также в суд чести[36], что свидетельствует, несмотря на конфликты 20-х гг., о высоком моральном авторитете генерала.
В 1937 г. в Шанхае издательством «Слово» был опубликован, пожалуй, наиболее известный труд Акулинина – «Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками».[37] Средства на издание книги собрали казаки Оренбургской имени атамана Дутова станицы в Шанхае. При написании книги Акулинин практически не располагал какими-либо документами (их основная масса пропала[38]), и многое приходилось восстанавливать по памяти. Часть сведений удалось получить при помощи оставшихся в живых очевидцев, а также из писем и газет.[39] Книга содержит огромный фактический материал и представляет собой мемуарно-исследовательский труд.
В том же году Акулинин обратился к оренбургским казакам с призывом «внести посильную лепту в дело составления, собирания и выпуска в свет материалов по Истории войска», причем «при описании каждого факта на первом месте должна стоять голая правда и добросовестное отношение к действующим лицам».[40]
В 1938 г. его приняли в парижский Кружок казаков-литераторов, в котором состояли Н. Туроверов, А. Ачаир, М. Волкова, В. Крюков и другие. Собрания кружка проходили каждую первую субботу месяца, причем на них читались и обсуждались новые произведения, проходили авторские вечера.
Всю свою жизнь Акулинин помимо военной службы и исторических исследований собирал материалы по истории оренбургского казачества. На протяжении более трех десятков лет (1913 - 1944 гг.) он сумел собрать три архива.[41] Первый включал материалы по довоенной истории казачества (погиб в доме И.Г. Акулинина в Петрограде уже после 1917 г.). Второй содержал документы казачьих частей периода Гражданской войны, в том числе его полевой дневник и черновики записок (пропал при отступлении остатков 1-го Оренбургского казачьего корпуса от Гурьева на форт Александровский). Третий был собран уже в эмиграции (судьба этой коллекции неизвестна).[42]
Во время оккупации Франции немцами Акулинин оставался в Париже.
К началу Второй мировой войны ему было уже под 60, и в вооруженной борьбе на стороне немцев он участия не принял.
Но некоторые его публикации получили широкий резонанс. Например, на основе его заметки «К сведению казаков» в журнале «Часовой» (№ 257 от 5 февраля 1941 г.), в которой Акулинин писал о невозможности казакам устроиться на работу в Германии, генерал П.Н. Краснов ходатайствовал перед атаманом казаков в Третьем рейхе и главой Общеказачьего объединения в Германской империи генерал-лейтенантом Е.И. Балабиным об устройстве казаков в генерал-губернаторстве Польском или в протекторате Богемии и Моравии.[43]
3 июля 1941 г. он подписал от Оренбургского казачьего войска обращение Казачьего совета к казакам, находившимся в эмиграции, с призывом «приобщиться к делу борьбы с большевизмом – каждый на своем (или указанном ему) месте».[44] А 20 июля в письме к последнему Донскому атаману графу М.Н. Граббе он писал: «Если до нашего прихода на Дону, на Кубани и в других Казачьих краях… будет организована Войсковая власть – немецким Командованием или самими Казаками – наш долг явиться в распоряжение этой власти и дать ей отчет о наших действиях».[45]
Умер Иван Григорьевич Акулинин 26 ноября 1944 г. в Париже. Был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.[46]
Примечания
[1] Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). М., 1994. С. 43.
[2] ГА РФ. Ф. 5942. Оп. 1. Д. 47. Л. 134.
[3] ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 4. Л. 26.
[4] ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 162. Л. 18об.
[5] ГА РФ. Ф. 5942. Оп. 2. Д. 3. Л. 77.
[6] ГА РФ. Ф. 5942. Оп. 1. Д. 77. Л. 118.
[7] Руль (Берлин). 1922. 7 дек.
[8] ГА РФ. Ф. 5872. Оп. 1. Д. 214. Л. 2об.
[9] Енборисов Г.В. От Урала до Харбина: Памятка о пережитом. Шанхай, 1932. С. 114.
[10] Там же. С. 121.
[11] ГА РФ. Ф. 5872. Оп. 1. Д. 214. Л. 2.
[12] Скачков П. Восточно-казачий союз // Казачьи Думы (София). 1923. 30 дек. С. 13 - 17.
[13] ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 135. Л. 203.
[14] ГА РФ. Ф. 5963. Оп. 1. Д. 19. Л. 64.
[15] ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 141. Л. 177.
[16] ГА РФ. Ф. 7035. Оп. 1. Д. 3. Л. 11.
[17] ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 94. Л. 67.
[18] ГА РФ. Ф. 5963. Оп. 1. Д. 24. Л. 83об. - 84.
[19] Там же. Л. 91.
[20] Там же. Л. 92.
[21] Там же. Л. 93.
[22] ГА РФ. Ф. 5963. Оп. 1. Д. 25. Л. 87.
[23] См., например, обращение А.П. Богаевского к Совету Восточного казачьего союза (ГА РФ. Ф. 5963. Оп. 1. Д. 24. Л. 94).
[24] Акулинин И.Г. Уральское казачье войско в борьбе с большевиками // Белое дело. Кн. II. Берлин, 1927. С. 127 - 147.
[25] Казачество: Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Париж, 1928. С. 76.
[26] ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 94. Л. 67.
[27] Казак (Париж). 1933. № 1. С. 12.
[28] Худобородов А.Л. Общественная и политическая деятельность оренбургских казаков в эмиграции (1920 - сер. 1940-х гг.) // Оренбургское казачье войско: воинская служба и общественная жизнь. Челябинск, 1997. С. 160.
[29] А.С. Казаки на могиле Неизвестного Солдата // Шанхайская заря (Шанхай). 1930. 27 сент.
[30] Акулинин И.Г. Казаки на могиле Неизвестного солдата // Часовой (Париж). 1930. № 39. С. 28.
[31] ГА РФ. Ф. 5796. Оп. 1. Д. 7. Л. 82.
[32] Акулинин И.Г. Ермак и Строгановы: Историческое исследование по сибирским летописям и царским грамотам. К 350-летию завоевания Сибири (1582 - 1932). Париж, 1933. С. 8.
[33] Там же. С. 62.
[34] Историческая наука российской эмиграции 20 - 30-х гг. ХХ века (Хроника). М., 1998. С. 259.
[35] ГА РФ. Ф. 5845. Оп. 1. Д. 2. Л. 25об.
[36] ГА РФ. Ф. 5945. Оп. 1. Д. 11. Л. 4.
[37] Акулинин И.Г. Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками, 1917-1920. Шанхай, 1937.
[38] Там же. С. 22.
[39] Там же. С. 160.
[40] Акулинин И.Г. Справка по истории Оренбургского казачьего войска // Луч Азии (Харбин). 1937. № 34/6. С. 14.
[41] Там же. С. 13.
[42] Хохульников К.Н. Генерал, исследователь, публицист // Станица (Москва). 1999. № 1. С. 27.
[43] ГА РФ. Ф. 5761. Оп. 1. Д. 16. Л. 7 - 7об.
[44] Цит. по: Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш: Белая эмиграция во Второй мировой войне. М., 2001. С. 48.
[45] Там же. С. 50.
[46] Статья напечатана с сокращениями. Полный вариант будет опубликован на диске «Антибольшевистская Россия (1917 – 1947 гг.)».