8 июня 2005 года. № 177–180.
Про охотников написано множество книг, сложено немало баек. Что только при этом ни придумывают: и выпивохи они горькие, и безжалостные истребители животного мира, что деньги зря транжирят, машины без толку гоняют, бензин тоннами впустую жгут. Нет, чтобы по дому что-либо доброе сделать или воспитанием детей заняться.
А УЖ ЕСЛИ жен охотников послушать, то, выходит, у них самая горькая судьба, поскольку тащат груз забот на своих плечах.
Неправда все это! К тому же есть жены, которые выезжают с мужьями в дальние степные поездки. Они подменят тебя за рулем, коротают ночи в палатке, приготовят обед на костре, а порой и сами готовы залезть в болото по пояс и разок-второй пальнуть в утиную стаю. Таких амазонок, впрочем, как и их мужей, не очень-то интересуют охотничьи трофеи. Подавляющее большинство любителей охотничьих вылазок по возвращении с грязным обмундированием привозит массу впечатлений. Предметом их внимания становятся флора и фауна не только родного Оренбуржья, но и сопредельных к нему областей. А разве не интересно установить, как называются озера Урало-Тобольского плато или какие народы населяли отроги Южного Урала тысячу и более лет назад? Не менее увлекательно и изучение быта и образа жизни аборигенов Мульгонажарских возвышенностей, где берут свое начало наши родные Орь и Кумачка.
Кроме всего прочего, охота учит коллективному умению преодолевать трудности и критические ситуации. Нередко отсутствие опыта, алчность, потеря чувства меры, откровенная корысть приводили к несчастным случаям. Многие погибали, заблудившись в тростниковых джунглях Челкара, Желыкуля, Айне. К трагическому исходу приводило и блуждание по безводным барханам, начинающимся на том же Тобольском плато. Причины печального исхода кроются в незнании местности, неумении ориентироваться на ней. Хотя и с картой можно сбиться с пути, неверно поняв встречного местного жителя.
У меня в жизни было несколько казусов в пути в так называемую Иргизско-Тургайскую сторону. Скажу тому, кто не знает: это огромная полупустыня. С юга и запада она окружена цепочкой больших и малых озер. Особенно много их в районе Светлого и Ясного, но несметное количество самых различных «кулей» и «колей» расположено в приграничных районах, доходящих до реки Иргиз. Кстати, она только на картах имеет такое название, первоначально она называлась Ир-Коз. «Ир» — земля, «коз» — гусь. Следовательно, Ир-коз — «земля гусей» или просто «земля птиц». Огромные озера до двух километров в периметре встречаются на границе Оренбургской и Актюбинской областей. Здесь сразу два Актасты-Куля, т. е. белокаменных озера, столь же обширный водоем Касс-Коль (Каз Коль) — «гусиное озеро» и такое же по размерам озеро Кос-Коль. Слово «Кос-Куль» или искажено, или обозначает «двойное озеро». Дальше на юг от Орска на Иргизском плато располагается целый букет озер, но это уже земля Актюбы («белого неба»).
ЕСЛИ следовать по железной дороге из Орска в Светлый, то от станции Домбаровка и до станции Рудный Клад водоемы встречаются все реже и реже. По пути следования может встретиться у поселка Богоявленского озеро Трита-Куль. Перевести слово «Три-то» я не могу. Это или тоже искаженное слово, или самое близкое Тарта. «Тарта» — «тяни, тащи». Может быть, тянущееся озеро или цепочка озер. Тогда этот водоем следует назвать Тартакул.
Озер здесь больше нет, но зато за поселками Домбаровка и Еленовка — целое скопление таких рек, как Кимбайка, Ушкаты («одежды бай» и «насквозь промерзшая»), В этой пойме протекает еще река Камсакты, т. е. Камышовка. А дальше огромное плато примерно 80 километров в длину пересекает пойма Буруктала. Это, по-видимому, остатки какой-то ныне полупересохшей или теряющейся в степях реки. Некоторые называют его озером. Дальше в огромном полудужье радиусом в 50–60 километров, в Светлинской котловине, расположились десятки Кайран-кулей. Кара-кулей. Кок-кулей и самые крупные в области озера Челкар-агиз-куль (Челкар — «восьмое озеро»). Название я встретил недавно на карте одного авиатора. Рядом с Челкаром в два ряда больший по размерам Караащитау. Есть тут и озера Жаты-Коль (семь озер), и даже озеро Кайран-Коль. В переводе на русский это «Верхнее озеро». Рассказывают, что воды его то пропадают, то возвращаются в свое русло.
На многих названных или оставленных мной без внимания озерах Тобольского, или Тургайского, плато мне приходилось охотиться не однажды. Но с годами даже ранее любимые места становятся как бы обычными, хочется побывать в новых местах, увидеть водоемы, имеющие новые названия. А такие на Тургайско-Иргизских землях есть. «Тургай» по-казахски тоже «птица». От товарищей и орских рыбаков я часто слышал, что есть на стыке казахстанских и российских земель озера с редким названием Сар-Копа и Бея (Бел) Купа. Копаясь в нагромождениях этих незнакомых мне по смыслу слов, я зашел в тупик. Кроме отличной охоты, на этих далеко заброшенных от оседлой жизни местах меня интересовало, как звучат названия этих озер, какие народы населяли и сейчас живут в этой загадочной для меня стороне. Ну, рыбаки из орской артели отшучивались: «Да там всегда сурки лишь да волки жили». Тот, кто серьезнее относился к моему стремлению, многозначительно разводил руками.
Страсть к познанию загадочного края птиц росла во мне все больше и больше. Как-то в разговоре мой близкий друг поделился со мной новостью: «Осенью студентов нашего института должны направить на уборку целинных хлебов. В сентябре будет известно».
15 июня 2005 года (Продолжение. Нач. в № 177–180)
БЕЛЫЙ КАМЕНЬ
Этого дня я ждал как большого праздника. На сентябрь попросил свое руководство перенести мой календарный отпуск.
Виктор Ерохов, сам заядлый охотник, хорошо знал мое страстное желание побывать на озерах с загадочными названиями Бел-купа и Сар-купа. В один из дней он позвонил:
— Завтра меня с группой студентов посылают старшим в целинные края на уборку урожая. Дают бортовую машину. Хочешь поехать, к утру будь готов. Еще со мной едут три человека. Если не раздумают, то составят для тебя хорошую компанию. Обратно я вас привезу дней через 5–6. А пока собирайся.
Шутка сказать, за такой короткий срок собраться на целую неделю.
— Может, отказаться? — посоветовался я с братьями. — Не смогу так быстро подготовиться.
— Чего там не сможешь, возьми четыре буханки хлеба, пряников к чаю, заварки, пачку сахара, картошки, лапши или вермишели, чашку, ложку, пачку соли.
— Ружья, патроны, — продолжил я, ободренный поддержкой.
Вдохновленный и окрыленный близостью давней цели, я до конца дня успел сделать почти все по закупке харчей, даже догадался заклеить проеденный мышами болотный сапог. Вечером, вернее, до полуночи, мы с братом смогли зарядить самодельной дробью (литушкой) больше сотни патронов. Попробовал на вес свой походный сундучок. Он оказался неподъемным. «Ничего, — ободрял я себя, — не на себе тащить, машина довезет, зато не пропаду с голоду».
Спать я, можно сказать, и не ложился, как был во всем снаряжении, прикорнул на диванчике у телефона. На рассвете он зазвонил.
В кузов старенького «ГАЗ-52» с фанерной будкой набились человек пятнадцать. На выбоинах пассажиров подбрасывало чуть ли не до потолка, но надежные скамейки удерживали наши тесно сомкнутые ряды.
Наконец показались дома Ащебутака. «Кисло-соленая ветка», — перевел я надпись на указателе. Это название селения, совхоз именуется «Солнечный». У самого поселка миновали переезд железнодорожной магистрали Орск-Светлый, а потом, спустившись к речке, которая зовется Тылькебайка, остановились. Перекусили малость.
Далее дорога шла по полям, но была довольно сносной. Мы курили, смотрели на пролетавших птиц, у самого села Курнаковка переехали тянущуюся в сторону Домбаровки речку Кугутык («камышовая»). Завернули в сельский магазин. Здесь почти все ехавшие и в кабине, и в «салоне» попробовали по стаканчику казахстанского фруктово-ягодного, купили несколько арбузов и дынь.
— Дальше до самого Буруктала едем без перекуров, — предупредил всех шофер. Однако через 3–4 километра путь нам преградила стоявшая поперек дороги «Волга». Остановивший нас человек подошел, о чем-то заговорил с водителем, который полез под свое сиденье и что-то стал там искать.
— Домкрат ребятам надо, баллон задний пробило, машину занесло, как еще не перевернулись. Сейчас баллон сменим и поедем.
— А зачем домкрат-то? — спросил кто-то из студентов. — А ну, ребята, поможем!
Несколько парней подняли правую сторону «Волги». Пробитый баллон сняли, поставили запасной; подтянули гайки. Вскоре легковушка покатила в сторону видневшейся на холме треноги.
— Я с этими хлопцами давно знаком, местные они, — пояснил водитель. — Один из них — охотинспектор, остальные — браконьеры. Думали поживиться за наш счет, и никакой домкрат им не нужен был. А тут видят, нас целый отряд, да и взять со студентов нечего, вот и прикинулись пострадавшими.
Машина тронулась, но уже минут через 40 остановилась опять у юрты чабана. Ребята проголодались, принялись обедать.
Тем временем я успел познакомиться с казахом. Звали его Сат-бай. Общий язык мы нашли.
— Давай заходи, гостем будешь, вечером баран, овечка домой придет, резать будем, гостя угощать, — предложил хозяин.
— Некогда нам, аксакал, торопимся, там комбайны механизаторов ждут. Хлеб убирать надо. Ты нам дорогу до совхоза укажи.
— Это можно, — согласился он. — Сейчас дорога озером пойдет, потом Бадпак будет, туда ехать не надо рядом с маленькой дорогой. Потом скоро другой такой «тырло» (стоянка) будет, где я барана держал. Через пять километров большое озеро Актасты-куль. «Белый камень озеро» — русское название. Дальше еще один Актосты-куль. Потом большая — большой Кара-куль.
— Придется ночевать в степи, — грустно резюмировал водитель.
— Нет, Паша, темнит что-то чабан, — не согласился я, запугивает он просто нас, оставить ночевать хочет. Давай поедем, лучше в степи ночевать. Боюсь я этого Сатбая. Имя-то у него нехорошее: «Сат-бай» — значит, продажный барин или торговый барин. Казахи могли зарезать барана, а потом свалить грех на охотников.
Так и сделали. И, оказалось, не зря. Лужу, где буксовал какой-то грузовик, легко объехали по тростнику. От прежней стоянки чабана дорога пошла в гору, и уже через час мы оказались у берега реки.
ИРГИЗ — ЗЕМЛЯ ПТИЦ
Так вот ты какой, полусказочный край Иргиз, край птиц и озер! Самой реки сразу мы и не увидели. Берега ее, как и всех степных озер, заросли камышом и тростником. Ближе к середине ютились утиные табунки, пролетела стая лебедей. Молодые отличались от родителей темно-серым цветом.
— Смотрите, черные лебеди, — удивился самый молодой из охотников Юра. — Нас в школе учили, что такие птицы только в Австралии водятся.
— Наши черныши уже через пару месяцев побелеют, — объяснил я ему. — А вот японских или афганских уток ты здесь увидеть сможешь, да и балхашских пеликанов тоже.
После непродолжительного перекура, взяв курс на юг, мы двинулись по хорошо накатанному пути.
— А куда дорога ведет? — поинтересовался член нашей команды Николай.
— В Среднюю Азию, — ответил ему шофер.
«Ну, кажется, попали мы в переделку», — испугался я. На карте Оренбургской области мы быстро нашли Иргиз и поселок Богоявленский, рядом с которым берет начало эта река. Выходило, что до Буруктала от Иргиза, где стояли, километров 75–80, а от Светлого до поселка Первомайского, куда Виктор должен был доставить своих студентов, было всего 40–50 километров.
— Это мы часа за три сделаем, — обрадовался водитель. — Только бы в Светлом заправиться.
И снова потянулась степная дорога без деревца, поселков, только кусты густой чилиги. Порой слетит с придорожного валуна орел-стервятник, зависнет в стороне над дорогой, сторожа степных зверьков, и опять бескрайние просторы.
— Смотри, олени! — вдруг закричал один из студентов. Стадо стройных рогачей, поднимая облако пыли, пересекало нам дорогу.,
— Не олени, сайгаки это, — поправил его кто-то. — Можно назвать их и степными антилопами.
Через две-три минуты пыль рассеялась, красавцев-рогачей уже не было видно.
— Мало их стало нынче, а ведь лет 15–20 назад стада голов в двести и больше бродили в этих местах. Постоянное место пребывания сайгаков вообще-то прикаспийские и южно-казахстанские степи. В тех краях они обычно проводят зиму, с наступлением весны сайгаки, джейраны и газели продвигаются на юго-запад. Встречаются в Адамовском, Светлинском и других районах нашей области. В засушливые летние месяцы заходят в кваркенские степи. Истребляются сайгаки безбожно. Самый страшный их враг — человек. Значительный урон антилопам наносит и волк. Он следует за большими стадами, подбирает больных и изможденных, старается отбить от табуна молодых.
Догнать в степи здорового сайгака волк практически не может. У хищника мала для этого скорость, да и выдыхается он быстрее. Отбив молодых или маток с оленятами, серые разбойники стараются загнать их в овраги с чилигой, Ну, а люди бьют их загонами из засады или со светом фар автомобиля.
Наша машина пересекла овраг и на бугре уперлась еще в одну дорогу, идущую с запада. Снова остановка. Если судить по карте, то мы остановились на пересечении иргизской и актюбинской дорог.
— Теперь я вспомнил, — обрадовался Геннадий. — Мы приехали с севера, вот эта дорога.
И он ткнул пальцем на две красные ленточки вдоль железной дороги, идущей в сторону Светлого.
— А вот эта, — указал он рукой, — вправо идет из Актюбинска в поселок Талды-Сай, который стоит на Иргизе. Я предлагаю держать на Талды-Сай, а затем, переехав железную дорогу, рванем на Буруктальский, затем в Светлый.
Примерно через полчаса справа показался неглубокий овраг, обрамленный таловыми рощицами. Вскоре и сам поселок появился.
— Талды-Сай, — объяснил я своей компании, — «тальниковый овраг или лощина». Здесь где-то, видимо, есть родник, являющийся истоком бывшей реки.
16 июня 2005 года (Продолжение. Нач. в № 185–188)
В ПОИСКАХ ОЗЕРА
За переездом после краткого перекура решили ехать без остановок до Светлого. На АЗС мы остановились одни. Шофер, поприветствовав двух девчат — хозяек заправки, залил полный бак, и мы тут же отъехали.
При въезде в поселок нас встретил чернявый парень лет 25–30.
— Институтские! — поприветствовал приехавших он. — Давно вас ждем. Хотели уже навстречу ехать. Хлеб подходит, два дня назад контрольные покосы сделали.
Через час, пообедав в совхозной столовой наваристым борщом и гуляшом с макаронами, утолив жажду компотом из сухофруктов, мы, довольные и сытые, сидели в тенечке на свежевыструганных скамейках, дожидаясь своего старшего, который вместе с управляющим и его заместителем по общим вопросам {так он представился нам при знакомстве) заседал в конторе, решая вопросы предстоящей битвы за хлеб. Вскоре сюда подошли еще несколько поселковых жителей. В основном молодые люди. После общего знакомства управляющий огласил свое решение.
— Сейчас, — объявил, — приехавшие помощники будут определены в общежитие. К каждому стажеру прикрепляется комбайнер-наставник.
И он показал в сторону пришедших мужчин.
— А затем по ходу дела многие встанут за штурвал комбайна самостоятельно. С баней пока туго, но обещаю наладить через день-два.
Минут через двадцать к нам подошел сияющий старший и, довольно потирая ладони, объявил погрузку.
— Через тридцать минут приедем на место. Через 16 километров будет поселок Ак-тасты, а потом уже небольшое озеро Сай-Су («овражное») и дальше Балкабинские озера.
«Почему Балкабинские, ведь по карте озеро называется Бел-купа?» — возник вопрос — А если ошибочка произошла? Вместо «Бая» записали «Бел». Ладно, разберемся».
По накатанному дну сухого озера мы ехали, словно по асфальту. «Почему на почве нет соли?» — заинтересовался я. Наверное, первоначальное название озера было не Ак-туз-ты, а Аз-тоз-ты. Тогда правильно будет название «Аз» (мало), «тоз» (соль), выходит, «малосоленое озеро». Там, в Иргизской стороне, два Актасты и здесь еще одно. Сколько еще белокаменных и малосоленых кулей будет? И опять же, с «Бел» (Бал) купой неувязка. Надо узнать подробней.
Неожиданно камыши расступились, и мы выехали на степной островок. Рядом с юртой чабана находились тырлы (стоянки для овец). Из юрты вышел чабан.
— Кого ищешь? — спросил он у водителя.
— Озеро ищу, — ответил Паша.
— Бел-Купа называется.
— Воды здесь всегда много, — ответил чабан, — и Бел-коба есть, и Сарык-коба, и Мал-коба.
— Нам Бел-копа надо, — подтвердил я по-казахски. — Управляющий Шамиль сказал, что Матбай знает, Матбай покажет.
Матбай спокойно прореагировал на мои знания его родного языка. Сам он, хотя и с акцентом, но довольно сносно говорил по-русски:
— Бал-коба большой, Бал-коба далеко.
— Как далеко? — перебил его Виктор. — Шамиль сказал, километров 25–30.
— Ие, ие, — согласно закивал чабан. — Матбай пешком ходил — далеко пешком, лошадью немножко близко будет, а машиной совсем рядом. Половина часа хватит.
Мы облегченно вздохнули.
— Как ехать, расскажи, — попросил я аксакала.
— Ехать прямо надо. Дождик нету, быстро машиной едешь.
Действительно, все дальнейшее следование у нас прошло благополучно. Но, когда мы подъехали к большому чистоводу, на берегу которого стояла дерновая землянка, крытая тростником, нас встретили два аборигена и набросились на сидевших в кабине шофера и старшего.
— Зачем сюда ехал? Сюда ходить нельзя. Здесь запретная зона, камышитовая фабрика. Будешь птичку стрелять, камыш подпалишь. В другое место ходи. Здесь Бал-коба...
Пастухи еще долго распространялись о планах пятилетки и прибыли, которую они приносят стране, сплетая из камыша и тростника маты (матрацы). Я был согласен с хозяевами. Мне приходилось видеть страшную картину пожара на тростниковых озерах. Огонь лисицей пробирается между подсохшей порослью трав и камыша. Сухие верхушки, как порох, вспыхивают и с артиллерийским залпом взвиваются вверх. Как пулеметная дробь, трещит сгорающий тростник, с криком вьются над своими гнездовьями птицы. А, не дай Бог, в это время пожар застанет кого-то на воде. Спастись можно только на больших чистоводах, выплыв на середину. И если не сгоришь, то задохнешься от жары и дыма,
Аргументы нашего старшего, что мы, опытные охотники, и патроны снаряжаем только просаленными огнебезопасными пыжами, не действовали. Я уже хотел предложить Виктору перебраться на другое место, но он неожиданно разрядил обстановку, достав из кармана спортивный судейский свисток. Услышав устрашающую трель, аборигены приумолкли. Наш старший тут же перешел в наступление.
— А ну, Николай, доставай лодку, быстро с Юрой накачайте.
Еще успеем на вечернюю зорьку выскочить. А ты, Виктор, палатку ставь, у шофера лопату возьми, готовь кострище да чаек вскипяти. Я с Геннадием — на воду, на лапшу стрельнуть хочется.
Бабаи, как мы позднее стали их называть, услышав звуки насоса, подошли поближе к лодке. Она уже начинала приобретать форму. Сине-красно-голубая лодка с боевого гидросамолета грузоподъемностью полтонны и чем-то похожая на пирогу американских туземцев, вызвала у них необыкновенное удивление.
Пошептавшись о чем-то между собой, казахи вскоре ушли, а мы отправились провожать на озеро охотников. Кому плыть первому, решили по жребию. Водитель и старший были вне конкуренции, я уступил место молодым, но они захотели побродить с ружьями вдоль берега.
Вскипятив чайник, я установил палатку, под днище ее подстелил сухого камыша, вокруг прокопал канавки для стока воды, если пойдет дождь. Достал из чехлов спальные мешки. Костерок чуть дымился. Не в силах больше ждать, я побрел к озеру. Вскоре из прибрежных камышей раздались шаги охотников, а затем показались и они сами. У каждого из них были по две-три птицы. Своей радостью поделились и ходившие по воду водитель с Виктором:
— Жаль, что сразу не выплыли в чакан, пуляли по мелочи. Подранок как упадет в камыш, так, считай, пропал. За одним погонишься, целая стая пролетит над головой. Но утка здесь, видать, непуганая. Как солнце село, крупняк пошел. А мы под конец их только и стреляли. Закусив привезенной снедью, приняв вечерние сто граммов, попив чайку и покурив, охотники начали укладываться спать. «В ночь как бы дождь не пошел, — думал я, — с казахстанской стороны опять грозовые тучи заходят. Не дай Бог, ливень, мы из этого болота не выберемся».
— Большой дождь нужен, чтобы промочить такую почву. Она, бедная, местами аж потрескалась, — как бы услышав меня, сказал Геннадий.
Утром в небе еще мерцали редкие звезды. Двое опять уплыли на большую воду. Обработав уток, мы с Юрой пошли в разные стороны. Геннадий взялся сварить лапшу по-сибирски.
29 июня 2005 года (Продолжение. Нач. в № 185-188)
ЧАЙ УКРЕПЛЯЕТ ДРУЖБУ
Проходя мимо землянки соседей, я решил навестить наших бабаев. Они сидели на войлоке и пили из маленьких пиалушек чай. Пригласили и меня. На ситцевом платке, когда-то стиранном, были разбросаны куски лепешек. Пекутся они из пресного теста. Нагрев одну сковороду, смазывают ее жиром. Укладывают тесто на кипящий жир, затем накрывают второй сковородой. Получается что-то вроде среднеазиатского лаваша, но гораздо вкуснее. Сахар к чаю подается тоже маленькими комочками. Выкладываются кусочки сушеного сыра (курт), сделанная из сметаны брынза (сарсу). Кипяток наливается в пиалы по половине, щедро льются круто заваренный чай, сливки или молоко. Отказываться от такого угощения - грех, да и обидеть этим можно.
Одного казаха звали Турбай, другого - Сарыкбай. «Тур, тыр» - по-казахски «стой». «Бай, хан, салтан, мурза» и другие приставки даются на счастье и обещают в будущем богатство, знатность. Вторая часть имени «сарык» означает «баран». Имя часто дается как аванс будущим владельцам многочисленных овечьих отар.
С воды раздавались частые выстрелы. На моем пути оказался небольшой залив, и с него вдруг с шумом и всплесками поднялась партия чернышей. Сначала они вроде бы направили свой полет в сторону воды, но потом развернулись и спикировали над заливом. С разворота со свистом они уже шли на посадку, но я поднялся навстречу. Стая уток сделала крутую горку, смешалась, сбилась в кучу. Я, почти не целясь, разрядил ружье в это скопище. Штук 15 уцелевших птиц рассыпались в воздухе, а пять шлепнулись в лужу. Четыре из них были биты замертво, а одна, сходу нырнув в воду, вынырнула метрах в двадцати от затона. Добивать неинтересно. Черныш немного оправился от ранения, страха и во все лопатки греб от моего берега.
Я отвернул голенища сапог и собрал трофеи. Идти дальше не было смысла - если и убьешь утку, то не достанешь. Я повернул назад и шел, вспоминая, где же мне встречалось слово «сарык». «Саракташ», - вдруг озарило меня. По поводу этого названия у меня были споры с одним таким же, как я, открывателем слов. Мой оппонент доказывал, что в окрестности Саракташа есть камень, чем-то напоминающий голову барана. «Баран» - по-казахски «сарык», а «таш» - «камень». Я почему-то придерживаюсь другой точки зрения. Первоначальное на звание этого населенного пункта было от названия камня. И не одного, а многих. «Сары» - желтое, «ак» - белое, «таш» - камень. Таких желтовато-белых камней в тех местах хоть пруд пруди.
Поселок, который расположен невдалеке, называется Желтое. Вблизи от этих мест есть еще две «Сары» - поселок Старая Сара и станция Сара. Ну, а на Саринском плато, где выходы желтой породы или руды попадаются часто, расположены и Медногорск, и Гайский обогатительный комбинат.
Не знаю, какие еще нужны аргументы и доказательства, что Саракташ и Медногорск - близнецы- братья. Следовательно, правильно было бы написать на картах не Саракташ, а Сары-ак-таш.
А что, если второе интересующее меня слово «Сар-копа» (Саркоба) изначально обозначалось Сарык-коба? Если так, то озеро в переводе означало: «Сарык» - баран, «коба» - пьет, глотает. На ум пришло слово «кабак». Я еще раньше записал в свой словарь, что слова «кабак, кобзарь, кабарга, кабриолет» и другие имеют общий корень. «Так вот, - раздумывал я, - если «сарык» - коба (копа) можно перевести как «баран пьет (глотает)», то следует подумать в этом ключе и о Бел-купе. Почему местные люди называют это озеро Бал-коба?
Чувствуя, что выбранный ключ может открыть секрет истинного названия озера, я продолжал выбирать варианты. «Бал-коба» означает «мед пьет, мед глотает». «Мед» по-казахски - бал. Но ведь мед - это сладость. Синонимом меду могут быть слова «сладкий, сахарный, вкусный». Русские тоже говорят: медовые яблоки, дыни, арбузы. Про убитых уток, которые висели у меня на удавках патронташа, я совсем забыл.
- Якши стрелял, - похвалил меня Сарыкбай, когда я проходил мимо его землянки. Я отстегнул уток от пояса и хотел подарить их.
- Нет, нет, нельзя, - замахал руками казах, - твоя город пойдет, подарок домой таскать надо. Баба, ребятишка кормить надо.
Я долго доказывал бабаю, что мы еще дня четыре охотиться будем, уток на всех хватит.
- Конечно, конечно, - соглашался он, - утка - да, вода - да, всем хватит, утка сладкий, вода тоже сладкий.
«Опять о сладкой воде что-то упоминает», - подумал я.
- А скажи, друг, здесь везде вода сладкая? - решился я задать мучивший меня вопрос.
- Бал-коба кругом сладкий. Чай пьешь, бешбармак варишь, тоже кислый нет.
Так вот разгадка. Слово «бал» обозначает, оказывается, не только сладкая, но и вкусная речная вода.
- Другой места, - продолжал старик, - шибко плохой вода есть, один соль. Кара-аще-коль называется. Там такой же гора есть, черный, черный Кара-аще-тау. Тот место трава нет, вода нет. Шайтан там есть.
Окрыленный удачей открытия, я поспешил на стан. Там уже вся команда была в сборе. Геннадий, помешивая половником лапшу, бросил туда несколько лавровых листов.
- Ну, и как, отвели душу? - спросил я охотников.
- На все сто процентов, - ответил Паша, - будет что вспомнить.
- Ну, а сейчас давайте пообедаем, отдохнем, потом вечерку планировать будем.
По всеобщему согласию мы решили отметить удачный финиш. Достали бутылку «Московской». Лапша была - пальчики оближешь.
- Бутылка на пятерых как слону дробинка, - заметил, опорожнив свою вместительную миску, Юра.
После шурпы начали снимать пробу с дичи. Парное мясо дикой утки было посыпано крупной солью, мелким укропчиком и зеленым лучком.
- Вкус дичи всегда превосходит мясо домашней птицы, - заметил как бы между прочим водитель.
Мясо и кости охотники перемалывали, только скулы ходили. Когда тещина самогонка на черной рябине была прикончена, а мясо съедено, я принес чайник и разлил ароматный напиток по кружкам.
2 июля 2005 года (Окончание. Нач. в № 203-206)
СОБАЧЬЯ ДОБЫЧА
На послеобеденный отдых были отпущены три часа. На вечернюю зорьку выплыли опять Виктор и Паша.
Я решил еще раз попытать счастья у залитой водой дороги.
Уток туда, видимо, привлекали песчаная отмель и необходимые для переработки пищи камешки. Звал я с собой и ребят, но они тоже приглядели для себя местечки.
Вечерняя охота оказалась не менее продуктивной.
На утренней охоте мы взяли десятка три дичи и их стали потихоньку готовить к засолке и копчению.
На вечернюю в воскресенье не пошли. А в понедельник опять взяли более ста птиц.
Обработка дичи - самая нелюбимая работа для охотников. Во вторник решили стрелять аккуратно и только крупную утку. В среду пошел дождь с ветерком, и мы, забравшись в камыши, до боли в пальцах занимались ощипыванием дичи. В четверг утром выехали вдвоем на воду. Юра с Николаем решили охотиться на берегу. Они уже заранее сделали там себе скрадки. Все было хорошо, но в этот день нас ожидала большая беда. После обеда к нашим соседям пожаловали гости на телеге, с ними - две гончие собаки. По- казахски эта порода зовется «таз», по-нашему - волкодавы. Казахи обычно гончих собак не кормят. Они промышляют в степи барсуков, лис, зайцев, сурков, разоряют гнездовья пернатых. В общем, ходят всегда полуголодные, обшаривают все укромные места, где можно поживиться, а сожрать два таких волкодава могут зараз даже тушу барашка или козы. Поскольку украсть где-то барашка или другую живность на этот раз было негде, тазы действовали по-другому.
Когда двое охотников ушли на воду, а третий дремал в своем скрадке неподалеку от лагеря, псы подрыли землю под продуктовой палаткой и сожрали весь наш запас хлеба. Другие продукты надежно хранились в металлическом сундуке. Пробовали они добраться и до засоленных уток, но обе фляги с засолом были надежно закрыты. Горе наше было непередаваемым. До приезда машины было еще более двух суток, а печеного хлеба - ни куска. Сутки мы не ходили на воду, шастали по берегу в надежде, что собаки где- нибудь зарыли уворованный хлеб, но тщетно. Ни хлеба, ни борзых мы не нашли. Были у соседей, но они только посочувствовали нам. Ругаться и портить праздник аксакалам не было резона.
Попросить их съездить в село - неудобно: гости у них. Шли вторые сутки, как мы питались макаронами и мясом. В пятницу, когда я сварил остатки вермишели и по паре уток на брата, к палатке подошел Тырбай и стал наблюдать, как я навожу порядок в охотничьем сундучке. Вытряхнув содержимое на брезент, начал аккуратно укладывать боеприпасы и инструмент. В одной из банок оставалось немного пороха. Я высыпал его в целлофановый пакетик, а пустую банку швырнул далеко в траву. Мой наблюдатель бросился за банкой. Подобрав ее, начал любоваться цветной оберткой ее.
- Зачем такой хороший банка бросаешь? Ему насвай (табак) сыпать можно, чай сыпать можно.
Вскоре мой аксакал удалился восвояси, а минут через двадцать от землянки в мою сторону бежал Саркбай. Он начал упрекать меня чуть ли не со слезами на глазах:
- Тырбай банка давал, мена - нет. Моя тоже надо такой красивый банка. Насвай (табак) положим, чай, спички можно положим.
Я был ошарашен такой детской наивностью.
- Не надо обижаться, - успокаивал я старика, - сейчас исправим ошибку.
- Конечно, конечно, исправлять надо, - твердил старик.
Что делать? Я вспомнил, что в запасе есть еще одна банка, занятая самодельной дробью. Старый казах, не сводя глаз, следил за каждым моим движением. А когда я пересыпал дробь в пакет и вручил ему заветную банку, он спрятал ее за пазуху.
Случившееся растрогало вернувшихся с воды охотников.
В субботу утром мы покатили в родной Орск.
- Ну, как поохотились? - спрашивали нас дома.
- У Бел-коба хорошо, Бел-коба утка много, вода сладкий, сладкий, - отшучивались мы.
Но мало кто из задававших нам вопросы обращал внимание на то, что озеро Бел-купа мы называем по другому - Бел-коба. Несколько новых названий и исправлений я нанес и на свою карту: теперь уже здесь были две Сарык-кобы, Малая Бел-коба, Тыз-кара-су (соленое черное озеро) и другие ранее не нанесенные на карту степные озера.
В. ДЫРБОВ
Скачать
- Дырбов В. «Охота пуще неволи» 2 июля 2005 года (Окончание. Нач. в № 203-206)
- Дырбов В. «Охота пуще неволи» 29 июня 2005 года (Продолжение. Нач. в № 185-188)
- Дырбов В. «Охота пуще неволи» 16 июня 2005 года (Продолжение. Нач. в № 185–188)
- Дырбов В. «Охота пуще неволи» 15 июня 2005 года (Продолжение. Нач. в № 177–180)
- Дырбов В. «Охота пуще неволи» 8 июня 2005 года. № 177–180.