17 февраля 2005 года
Вильям Савельзон
К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А.И. РОДИМЦЕВА
Кто самые известные военачальники-оренбуржцы? Пожалуй, их трое. По странному совпадению - все Александры Ильичи.
Егоров (1983-1939). Окончил пехотное юнкерское училище. Воевал на фронтах Первой мировой войны. В царской армии дослужился до полковника. В Красной армии командовал армиями, фронтами, округами. Был начальником штаба РККА - Рабоче-крестьянской Красной армии. Потом - начальник Генерального штаба. Последняя должность - заместитель наркома обороны. Маршал Советского Союза. Во время сталинских репрессий расстрелян.
Дутов (1879-1921). Генерал-лейтенант, председатель Всероссийского союза казачьих войск. Единственный из тринадцати войсковых атаманов в России, который после Октября остался на своем посту, остальных или свергли, или они сами ушли.
Родимцев (1905-1977). Генерал-полковник, дважды Герой Советского Союза. Прославленный мужественный полководец - опять-таки совпадение - родился в Международный женский день 8 Марта. В этом году ему исполнилось бы сто лет.
Иной раз, чтобы охарактеризовать человека, хватит и одной вроде бы мелкой детали. В последний год жизни Александр Ильич сдал сильно. Поредел, полег задорный чуб-хохолок, что на его фотографиях времен Испании и Сталинграда. Но также тверд был его взгляд из-под чуть скошенных век, и выправка военная еще чувствовалась. В окна его московской квартиры на Ленинском проспекте последняя осень в жизни генерала барабанила нудным многодневным дождем. Москва плавала в осенних водах.
Может, потому я рассказал генералу, что летом видел с волжского теплохода у Волгограда на траверзе Мамаева кургана и фигуры Родины-матери на бетоне причальной стенки старую надпись времен войны: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть».
Александр Ильич кивнул. И, прикрыв глаза, вспоминая, негромко повторил:
- Здесь стояли насмерть гвардейцы Выстояв, мы победили смерть.
Что-то не так. Он что-то пропустил. Да он же упустил свою фамилию! И в этом, как я ощутил, не было никакой игры. Когда я поправил - неполная, мол, цитата, Родимцев ответил:
- Главный герой на войне - солдат в окопе, а не генерал.
И больше на эту тему говорить не стал.
Спрашивал я у его дочерей и сына, когда вел на телевидении передачу об Александре Ильиче:
- Наверное, он вам с детства много рассказывал о своих сражениях - и в Испании, и под Киевом, и в Сталинграде, и в Польше, Германии, Чехословакии?
И услышал в ответ:
- О войне он рассказывать не любил. Он, профессиональный военный, ненавидел войну, потому что слишком хорошо знал, как она жестока и кровава. А тем более о своих подвигах он не распространялся. Но о солдате, его мужестве, смекалке, выносливости, преданности Родине - об этом вспоминал много и охотно.
И еще интересная и важная деталь понялась, когда я задал ему вопрос, который, пожалуй, задавать не стоило, но я же не знал об этом:
- Александр Ильич, а сколько раз вы были ранены в Испании и на Великой Отечественной войне?
Тут он как-то смешался. И ответил, словно извиняясь:
- Ни разу.
Как будто он был виноват, что так много его боевых друзей погибло, было ранено и контужено, а он, хоть несчетное количество раз водил своих солдат в атаки, попадал под жесточайшие обстрелы и бомбежки, не единожды был на волосок от смерти, прошел две войны - и ни разу не был ранен.
Его старшая дочь Ирина рассказывала, как отец как-то приехал с фронта. И когда разговор зашел, что пока, мол, смерть обходит его стороной, он пошутил:
- Это шинель у меня такая, что в ней все пули застревают.
Ирина, совсем маленькая, выскользнула в переднюю, чтобы своими руками пощупать папину шинель и собрать все застрявшие в ней пули.
В нашем Оренбургском областном архиве хранится тонкая лапка «Фонд дважды Героя Советского Союза А.И. Родимцева». Если будете знакомиться с этой лапкой, найдите там семистраничную автобиографию. Наверное, решите вы, основная часть отведена там описанию его участия в великой Сталинградской битве, где свежая родимцевская 13-я гвардейская дивизия, переброшенная из-за Волги в центр города, в тяжелейших боях перевесила чашу весов в нашу сторону. И будете удивлены. Об участии в прославившей его битве генерал написал только вот это:
«В течение пяти месяцев дивизия выдержала натиск врага и тем самым отстаивала город Сталинград».
И все. В Родимцеве мужество и скромность уживались не споря.
Интересна характеристика его в шолоховском романе «Они сражались за Родину».
Один из героев романа, воевавший в Испании, вспоминает:
«Насмотрелся я на своих в Испании и возгордился дьявольски! Какие орлы там побывали!.. Даже те, кто помоложе, и то были на великолепном уровне, такие как старший лейтенант Лященко Николай или лейтенант Родимцев Саша - это, будь спокоен, завтрашние полководцы без скидки на бедность и происхождение. А вообще, всем им - цены нет! Кстати, Родимцев, будучи командиром взвода, выбивал из пулемета на мишени свои имя и фамилию. Не хотел бы я побывать под огнем пулемета, за которым прилег Родимцев... А посмотреть - муху не обидит, милый скромный парень, каких много на родной Руси».
Конечно, очень хотелось бы добраться до тех материалов о нашем земляке, которые хранятся в Центральном архиве Министерства обороны в подмосковном Подольске. И вдруг - такая удача. Был я в Москве в госпитале у генерал-полковника Валерия Баранова (о нем наша газета рассказывала 13 января), и оказалось, во-первых, что оба генерал-полковника - Родимцев и Баранов - учились в одной и той же шарлыкской школе, только первый - до войны, а второй - после. И что Баранов уже дал команду в архив, чтобы собрали все, что есть о Родимцеве.
Одну из этих больших книжек в красной обложке с золотыми буквами он послал в Шарлык, в районную администрацию. Вернувшись домой, я созвонился с Шарлыком. Так у меня в руках на время оказались эти материалы, которым цены нет. Здесь личное дело генерала, учетно-послужная карточка, приказы о его назначениях, журналы боевых действий, боевые приказы, статьи Родимцева и о нем, наградные листы и указы о награждениях... Как сказано во вступлении к этой книге, выявление и обработку архивных документов под руководством начальника архива полковника Чувашина провели научные сотрудники первого отдела архива.
Эти документы публикуются впервые. Буду приводить их с комментариями.
* * *
В 1939 году Александру Ильичу пришлось писать автобиографию. Времена были строгие, в начале листа набранная типографским шрифтом инструкция из 13 пунктов. Почерк у Родимцева в отличие от рукописей последних лет жизни еще очень четкий:
«Родипся 8 марта 1905 года в бедной крестьянской семье, с Шарлык Шарлыкского района Оренбургской области. До Октябрьской революции мать и отец занимались в сельском хозяйстве, имея: лошадь, корову, 5 овец. Для обеспечения на год семьи отец ходил работать по найму».
Детская память цепкая, Александр Ильич запомнил даже, что любимую корову звали ласково - Подласка. И очень интересное обстоятельство, о котором нет в книгах Родимцева, но о котором он рассказал в нашу встречу: рядом с Шарлыком татарское село Мустафино, родина Мусы Джалиля, Героя Советского Союза. И я спросил, не приходилось ли Александру Ильичу в детстве знать Мусу?
- Приходилось. Подласку отец доверял только мне. Лошадей я очень любил и люблю. Мы, шарлыкские мальчишки, ездили в ночное пасти лошадей. А мустафинские тоже пасли неподалеку свой табун. И иногда взрослые устраивали нам скачки на призы. Например, наденут шапку на кол. Если доскачешь первый, изловчишься и на полном скаку схватишь ее - она твоя. Победитель получал калач или конфеты.
Нужны были и смелость, и ловкость, и азарт.
От Шарлыка на такие скачки ставили обычно меня, а от Мустафина - Мусу. И особенно помню такой случай. Муса обогнал меня и сорвал с кола шапку. Но нужно было ее еще назад на старт доставить, такое было условие. И тут я его догнал и шапку ту выхватил.
Муса маленький был, разозлился, обиделся до слез: неправильно, мол! Но мы быстро помирились, решили от шапки отказаться, а взяли каравай и по-братски разделили.
Кто бы мог тогда подумать, что через много лет я побываю в Берлине, на том самом месте, где он был в заключении, писал стихи и был казнен - мой товарищ детства Муса!
«Жена моя с пяти пет была беспризорной и воспитывалась до замужества в Оренбургском детском доме».
О жене, Екатерине Иосифовне, урожденной Шеиной, и сам Александр Ильич рассказывал, да и она, прислушиваясь к нашему разговору, добавляла. Знакомы они были с самого детства, мальчишки пугали девчонок, что по селу бегают волки, и под это дело Саша Родимцев рыцарствовал, провожал Катю.
У них трое детей. Старшая, уже упоминавшаяся, Ирина много лет ведала кремлевскими музеями. Наталья пошла по научной части. А Илья в Оренбурге, перед началом телепередачи, на мой вопрос, чем занимается, сказал: внешней торговлей. Но как-то уклончиво, может, был и остается разведчиком, как дети многих прославленных военных?
Из другой, более поздней, 1952 года автобиографии можно узнать, что Александр Ильич не только сельские работы в детстве знал, но и работал подмастерьем у сапожника. Так что гражданских профессий у него было немало. А школу окончил начальную сельскую и еще два года ходил в высше-начальную.
В 1927 году, по нынешним меркам поздно, 22-х лет он был призван в армию. Запись не казенная, а «от себя»:
«С этого дня я вошел в военную семью. Эту семью я полюбил и был дисциплинированным бойцом».
Через два года попросился на учебу. Был зачислен на кавалерийское отделение в училище ВЦИК, стал кремлевским курсантом
В автобиографии - снова «от себя», подготовка-то у Родимцева была неважная:
«Первый год крайне трудно было привыкать к курсантской жизни. Но ударной учебой и настойчивостью я быстро вошел в нормальную колею и стал отличным курсантом. Училище окончил с оценкой «отлично».
Кстати, в этом училище потом учился и его внук, тезка деда, тоже Александр Ильич Родимцев, окончил его, служил в армии. Но потом, я слышал, ушел.
«В 1936 году был допущен к испытаниям в академию, но в начале этого года был направлен по специальному заданию партии и правительства в командировку. Она дала мне многое. Я впервые получил боевое крещение с немецкими и итальянскими захватчиками. Там, в Испании, я впервые познал немецкую и итальянскую тактику. Там я научился, где должен находиться командир в бою. Это та самая тактика, которую я почувствовал в дни Великой Отечественной войны в 1941 году».
24 февраля 2005 года
К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А.И. РОДИМЦЕВА
(Продолжение. Начало 17 февраля)
Итак, Родимцев под псевдонимом Паблито Гошес - в Испании. Первая военная схватка с фашистами.
Из автобиографии, как всегда, честно: «В Мадриде, в районе Университетского городка, я научился, мало-мальски строить и организовывать упорную оборону. Там приходилось практически организовывать, хотя с малыми силами и средствами, прорыв обороны противника в районе Гвадалахара.
Безусловно, практический опыт боевых действий в Испании мне помог в первые дни Великой Отечественной войны.
В январе 1938 года был зачислен слушателем академии имени Фрунзе. Таким образом практический опыт, приобретенный в Испании, был теоретически закреплен в академии».
Странно, что в этой книге по материалам подольского архива Министерства обороны об участии Родимцева в войне в Испании ни одного материала, других же десятки - и о службе перед Великой Отечественной, и, конечно, о подвигах на этой войне, и о послевоенных годах. Так было засекречено участие Советского Союза в войне в Испании? Так это было секретом Полишинеля. Кого мог обмануть тот же псевдоним Пабпито Гошес? Весь мир знал, что в Испании на стороне республиканцев воюют с фашистами лучшие командиры Красной армии.
Нет тут даже наградного листа о присвоении отличившемуся в боях в Испании нашему земляку первого звания Героя Советского Союза. Странно.
Кстати, интересный вопрос: а кто был первым оренбуржцем - Героем Советского Союза? Одним Указом от 22 октября 1937 года этого высокого звания были удостоены сразу три наших земляка: танкист Алексей Никонов, пехотинец Александр Родимцев и летчик Петр Шевцов. За подвиги в Испании, но тогда писалось так: «За мужество и отвагу в энских боевых условиях».
Если принимать во внимание алфавит, то первый - Никонов. Он сгорел в танке, направив его на скопление вражеской пехоты и техники.
Но Родимцев - первый в нашей армии Герой - представитель матушки-пехоты. У него Золотая Звезда № 45.
Показательная деталь: после Испании Родимцеву дали отпуск для поездки на родину. Он приехал в Шарлык. Родителей в живых уже не было, от тяжелой жизни и от лишений они умерли рано. Но, конечно, родня собралась, парни, девушки. А он же молодой герой, и, наверное, очень хотелось ему похвастать, он-то знал, что представлен к Герою и что на днях будет опубликован указ. Но ни слова не сказал. Да к тому же было запрещено упоминать Испанию. Но он и без такого запрета не позволил бы себе хвастовства. Такой он был человек.
Академию имени Фрунзе, куда он думал поступать еще до испанской командировки, окончил в конце 1939 года. И, естественно для него, с отличием.
Дальнейшее - из его автобиографии: «Участвовал в походе в Польшу, освобождал народ Западной Украины. В период Финской кампании был в Финляндии в районе Кайвисто, в боях лично не участвовал».
Итак, после училища он стал кавалеристом, в Испании - пехотинцем. Но за полгода до начала Великой Отечественной был направлен на оперативные курсы при командно-штурманской академии. Сдал экзамены, как всегда, на пятерки. И был назначен командиром 5-й воздушно-десантной бригады.
Александр Ильич действовал и личным примером. Поднимется самолет в небо - кому первым прыгать? Конечно, командиру. Все знали его любимую, связанную с оренбургским детством, присказку: «У, шайтан побери!». Вот с ней он и прыгал первым, а потом в бригаде это о шайтана поминали в трудную минуту уже все.
Видимо, хотя маршал Тухачевский и был расстрелян, все же его идеи, что будущая война будет войной танковых прорывов и воздушных десантов, хочешь не хочешь, а витали в воздухе.
Но во время войны в воздушных десантах ни Родимцеву, ни его бригаде участвовать не удалось. Они приняли бой на земле, когда сильная немецкая группировка войск прорвала Киевский укрепленный район и подошла к городу.
Из автобиографии:
«7 августа 1941 года командующим Юго-Западным фронтом была поставлена задача встречным ударом приостановить наступление немцев. Я просил об усилении меня артиллерийской группой. Зная опыт Испании и Финской кампании, я понимал, что без артиллерийской поддержки наступательная операция не будет выполнена.
Сдерживая сильный натиск противника и получив согласие на артиллерийскую группу и артиллерию речной флотилии, бригада перешла в наступление в районе Голосеевского леса. Решительными действиями в течение двадцати дней бригада вела ожесточенные бои, впервые мне пришлось видеть рукопашный бой. Ни днем ни ночью не давали покоя врагу. Он нес исключительно большие потери в живой силе и технике. За своим артиллерийским огнем бригада продвигалась вперед в среднем 800-1200 метров в сутки. Наступательный порыв врага был сорван, бригада продвинулась на 15 километров».
И это было летом 1941 года, когда наши войска стремительно отступали! Одно из первых наступлений нашей армии и отступлений противника. Родимцев как командир думающий, а не просто выполняющий приказы, вынес тогда еще один урок:
«Тяжелые бои под Киевом научили меня, что бой без своей командирской разведки, без артиллерийских средств усиления (тогда по штату нам был положен всего 21 ствол 45- и 76- миллиметровых орудий) и без организации самого наступления с таким противником, каков был немец, нельзя рассчитывать на победу».
Может, Родимцев и поднялся так высоко потому, что умел думать и постоянно учиться.
Он пишет без утайки о том, что было, когда Киев все же пришлось оставить, и противник двинулся в бывшие наши глубокие тылы:
«Моральное состояние наших войск в это время было как никогда подавленное, отдельные личности могли струсить и погубить всех. В этих случаях приходилось держать все в своих руках и находиться там, где самое опасное место для жизни. Была поставлена железная дисциплина. Вырабатывались у бойцов и офицеров стойкость, решительность и большая воля».
Поскольку воздушно-десантные войска оказались не нужны, бригада Родимцева стала 87-й стрелковой дивизией. А за хорошо организованный отход, за мужество и стойкость дивизия, получившая скоро номер, который войдет в историю Сталинградской битвы, - 13-й, была награждена орденом Ленина, а ее командир орденом Красного Знамени. Он стал генерал-майором.
Дальше были бои на Украине, в районе Харькова, дивизия форсировала Дон на родине Шолохова, в районе станицы Вешенской. И отвод на доукомплектование.
Впереди был Сталинград.
* * *
Доукомплектоваться до конца не удалось. В автобиографии Родимцев, по-военному заменяя «дивизия» на «я», хотя это ведет к стилистической ошибке, пишет:
«В самые трудные для Сталинграда дни я вошел в состав Юго-Восточного фронта и в ночь с 10 на 11 сентября 1942 года, не закончив доукомплектование, в составе 9 500 человек, автотранспортом был переброшен в район Колхозная Ахтуба.
Сталинград к этому времени представлял сплошное пожарище. Горело все, что только могло гореть.
В ходе переправы каждый катер, каждый буксир или баржа с людьми или боеприпасами подвергались огню минометов, артиллерии и пулеметов».
Когда мы беседовали в московском доме Александра Ильича, я вспомнил картину какого-то художника-баталиста «Переправа 13-й гвардейской дивизии в Сталинград». Родимцев там стоит в рост на катере, демонстрируя свою храбрость.
- На самом деле, - рассказал он, - немец лупил по нашему катерку (почему-то его называли «кавасаки») из минометов и пушек, осколки свистели над головами, несколько человек на нашем катере ранило. И я, и все распластались на палубе. Тем более что перед нами шла баржа с боеприпасами: попади в нее снаряд - конец. Никто не хотел погибнуть вот так, по-глупому, перед решающим сражением. Так что художник из самых лучших побуждений сказал своей кистью неправду.
Из автобиографии Александра Ильича:
«16.09 дивизия полностью переправилась на правый берег р. Волга (это тоже по-военному, чтобы не быпо разночтения, в армии пишут все подобные наименования в именительном падеже, не реки Волги, а реки Волга). С утра завязались упорные уличные бои, являющиеся самым важным видом боя.
Каждый дом, каждый квартал и улицу приходилось отбивать с большими усилиями. Но немецкие отборные дивизии стремились не только удержать дом, квартал, улицу, они в первую очередь стремились взять в свои руки весь Сталинград.
Поэтому приходилось отбивать по 8-10 немецких атак в день. Через каждые 10-15 минут над боевыми порядками группы по 10-13 самолетов пикировали и тонны бомб сбрасывали на нас. Беспрерывно атаковали фашистские танки.
Но все эго разбивалось о стойкость, железное упорство бойцов и командиров. (Как видим, и здесь у него на первом месте - «бойцов»).
Так в течение пяти месяцев дивизии пришлось выдерживать натиск врага. 2.02.1943 года окруженная отборная немецкая группировка была ликвидирована».
И опять - иначе он не был бы Родимцевым - об уроках:
«Сталинградская битва дала мне большой опыт. Впервые мне пришлось с хода, под огнем минометов, артиллерии противника, на катерах, буксирах, лодках преодолевать широкую речную преграду, без артиллерийской подготовки и прикрытия с воздуха.
Эта битва научила меня вести уличные бои в большом городе с неравными силами. В условиях уличного боя, с каменными и кирпичными постройками надо было буквально переучивать людей наступательным действиям. Приходилось действовать мелкими штурмующими группами, усиливая их противотанковыми ружьями, ранцевыми огнеметами.
Каждой группе приходилось ставить определенную конкретную задачу по блокировке и штурму объектов противника. Бойцы и командиры научились вести бой штурмующими группами в ночное время.
Частым способом отражения атак противника был вызов артиллерии на себя».
И опять очень интересная деталь. Во время нашей встречи в Москве Родимцев спросил:
- Вы знаете, где моя, состоявшая во многом из оренбуржцев, дивизия вела самые ожесточенные бои?
- Ну, наверное, на Мамаевом кургане, в Доме Павлова - то, что обычно показывают экскурсоводы по Волгограду.
- Нет. Самые ожесточенные бои велись на Оренбургской улице.
Потом, несколько раз побывав в Волгограде, я просил коллег - местных журналистов - найти эту улицу. Так и не нашли. Ведь город во время сражения был практически стерт с лица земли. И планировали, и строили его заново. Так героическая Оренбургская улица исчезла.
А очень жаль.
3 марта 2005 года
К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А.И. РОДИМЦЕВА
(Окончание. Начало 10, 17 февраля)
В этой большой в красной обложке книге, в которую по приказу нашего земляка генерал-полковника Баранова в подольском архиве Министерства обороны собрали все, что там хранится о Родимцеве есть раздел «Боевые приказы».
Вот един из сталинградских приказов, подписанный Родимцевым 10 января 1943 года:
«1. Противник в прежней группировке, находясь в окружении, продолжает упорно обороняться. 2. Дивизия частью сил с 416 батальоном 156 УР продолжает удерживать занимаемую полосу обороны. Остальным составом сосредоточивается в жел. дор. петле (1 км южнее завода «Красный Октябрь») для развития успеха наступления (это слово - «наступления» - в машинописном тексте вписано от руки Родимцевым. - Авт.) на вероятных направлениях: 1. жеп. дор. петля - высота 107,5. 2. жел дор. петля - зап. часть стрелковых тиров. 3. жел. дор. петля - Мамаев курган...
- До рассвета 11.1.43 на исходных положениях бойцам с матчастью находиться в укрытиях.
- Мой КП - берег р. Волга, восточнее жел. дор. петли».
Вы заметили, что тут и противник обороняется, и наши? Видимо, это и были переломные дни. И только через несколько дней в приказах Родимцева исчезнет «держать оборону». И останется «наступать», «окружать», «добивать».
Как Антею давала силы земля-матушка, так и генерала Родимцева поддерживала связь с родиной (один корень и в его фамилии, и в этом святом слове «родина»).
В своей книге «Гвардейцы стояли насмерть» Александр Ильич рассказывает, как в самые тяжелые сталинградские дни он спросил заместителя командира отдельного пулеметного батальона майора Плетухина:
«- Где мы виделись раньше, майор?
Он заметно покраснел, смутился и, улыбнувшись такой грустно знакомой улыбкой, сказал:
- В детстве, товарищ генерал... В селении Шарлык, на нашем Оренбуржье...
Так вот что оно!..
- Саша! - вырвалось у меня.
- Я, Александр Ильич!
Мы обнялись.
- Что ж ты раньше молчал - упрекнул я Плетухина.
- Да все как-то стеснялся, - признался он.
- В одну ведь школу вместе ходили...
- Тогда безо всяких знаков различия обходились. И если воевали, то больше в городки.
- Или на кулачках, - добавил я.
Наверно всем, кто проходил мимо нас, было в диковинку: вот, мол, сидят два начальника и отрешенными глазами смотрят куда-то в пространство, сквозь эти ободранные и обшарпанные осколками стены».
И дальше большой эпизод, о чем разговаривали два оренбуржца в Сталинграде. Родимцев спросил, пишут ли Плетухину из дому.
«- Да, - словно встряхиваясь от воспоминании нашего детства, отвечает Плетухин. - Колхоз этот год хорошо закончил. Там ведь движение началось: работать так, как защищают Сталинград.
- Слышал, - говорю я.
- Ну а нам, выходит, воевать надо так, как там работают...
И мы, будто соревнуясь, кто больше знает, стали делиться друг с другом последними новостями из родного села.
Юные пахари Шарлыкского района пятнадцати-шестнадцати летние Александр Калужский, Николаи Денисов, Иван Набатчиков и Михаил Стрельников в три-четыре раза перевыполняли нормы при вспашке под зябь на быках. Они работали с рассвета и до поздней ночи.
Наши земляки помогали дивизии в приобретении вооружения и боевой техники. На свои сбережения житель села Каратай Миляев, председатель колхоза «Новый путь» Поздняков и председатель колхоза имени Второй пятилетки Сергей Евдокимович Кожман (правильно - Кужман) купили по боевому самолету Як-6.
Пчеловод Сергей Дубинин из колхоза имени Жданова, Иван Скузоватов из колхоза имени Калинина и Дорофей Кипигин из колхоза «Зеленый пужок» внесли в фонд дивизии по сорок тысяч рублей на приобретение, как они писали пушек, пулеметов и танков.
- Это же святое дело, - заключил Плетухин.
Он гордился нашими земляками, сознательно разделявшими с нами тяжесть лишений и испытаний, легших на плечи всего советского народа. Гордился и я.
Наши односельчане слали сюда, «в пылающий адрес войны», как они называли Сталинград словами распространенной тогда песенки, незнакомым бойцам и командирам письма, сало, масло, мед, традиционные кисеты для махорки, а также теплые вещи, шарфы, свитеры и варежки, связанные из знаменитой оренбургской шерсти.
Сколько тепла, нежности, заботы и любви было в этих письмах и подарках от простых сельских тружеников, которые, быть может, отрывали от себя последнее, лишь бы чем-нибудь облегчить участь советских воинов!
Я достал из кармана гимнастерки одно такое письмо. Оно в октябре сорок второго года было принято на митингах в колхозах и совхозах Шарлыкского района и посвящено защитникам Сталинграда. Я еще не успел передать его комиссару дивизии, чтобы его зачитали в подразделениях. Склонившись над письмом, мы с Плетухиным стали читать:
«Все мы воодушевлены одним чувством, одним желанием - добиться скорейшего и окончательного разгрома немецко-фашистских полчищ и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев Мы будем в первых рядах всенародного социалистического соревнования.
Все - для франта, все - для победы!
Смерть немецким оккупантам!»
Мы помолчали, думая каждый о своем, но, как иногда бывает, думы наши оказались общими.
- Нет, не сломит нас противник, - опередив меня, высказал Плетухин только что промелькнувшую у меня в голове мысль. - Весь народ стоит за нами!»
В этом сборнике архивных материалов несколько машинописных и рукописных «Боевых характеристик» командира 13-й гвардейской, ордена Ленина стрелковой дивизии гвардии генерал-майора Александра Ильича Родимцева. Очень показательные это характеристики. Вот командующий армией, в которую тогда входила дивизия, Чуйков: «Тов. Родимцев в боях за г. Сталинград успешно использовал имеющийся у него опыт уличных боев, нанося противнику жесточайшие удары. Дивизия под руководством т. Родимцева героически сражается, твердо выполняя приказ Наркома № 227. (Речь тут о знаменитом приказе «Ни шагу назад».)
Тов. Родимцев в боях за г. Сталинград приобрел еще больший опыт уличных боев. Как командир дивизии т. Родимцев выделяется из состава командиров дивизий, действующих на фронте армии, не только твердыми волевыми качествами, но и как оперативно грамотный в тактическом отношении командир.
Тов. Родимцев пользуется в дивизии заслуженным авторитетом и любовью бойцов, командиров и политработников. Должности командира дивизии вполне соответствует».
Тут особенно интересно сравнение с другими командирами дивизий, которые тоже были не из последних. А вот что через некоторое время счел нужным добавить другой командарм - Жадов:
«Темперамент, сильная воля, спокойствие, быстрота реакции, умение наступать, военная опытность и осторожность, сочетающиеся с личным бесстрашием, - вот черты воинского характера т. Родимцева».
Это характеристика более психологическая, чем общие слова Чуйкова, более человечная, что т. Жадов заметил некоторые внешне противоречивые черты Александра Ильича, которые и составляли его индивидуальность. И заканчивается характеристика в том же духе:
«Тов. Родимцев не знал усталости, он был там, где требовала обстановка. Культурный и грамотный в тактическом отношении генерал дисциплинирован и требователен к подчиненным. Пользуется большим авторитетом».
Наградные листы в этой книге дают возможность проследить то, что последовало за Сталинградской битвой. Представление к ордену Суворова второй степени, подписанное тоже Жадовым (здесь Родимцев уже генерал-лейтенант и командир 52-го гвардейского стрелкового корпуса), - за успешный прорыв немецкой обороны на правом берегу Днепра и овладение Кировоградом.
Дальше орден Красной Звезды за дальнейшее наступление на запад.
Орден Кутузова первой степени - за расширение и удержание плацдарма на левом берегу Вислы.
«Несмотря на восьмидневные непрерывные атаки крупных масс танков противника, корпус не только удержал занятый рубеж, но умелыми и героическими действиями измотал атакующие танковые дивизии противника, нанеся им тяжелые потери в личном составе и технике, заставив противника перейти к обороне.
Успешные действия корпусе были обеспечены умелым руководством гвардии генерал-лейтенанта Родимцева, лично при зтом проявившего мужество и смелость».
Правда, в конце «орденом Кутузова» переправлено на «орденом Богдана Хмельницкого». Орден Кутузова второй степени у Родимцева уже был за бои 1943 года. Может, Жадов решил в последний момент представить к ордену Богдана Хмельницкого для расширения списка наград?
Конечно, награды Родимцеву были не безразличны, отнюдь, но все же излишним самолюбием он не страдал. Однако вот что кажется странным: первая «Золотая Звезда» Героя Советского Союза у него, как уже было сказано, за подвиги в Испании. Почему же за его звездный час - за Сталинград - он не был тут же удостоен второй «Золотой Звезды», а Чуйков в феврале 1943 года представил его лишь к ордену Кутузова второй степени?
Читая некоторые источники, можно предположить, что причиной всему ревность и даже зависть его прежнего командарма, будущего Маршала Советского Союза Чуйкова. Награды пошли, когда Родимцев перешел под командование Жадова.
Но вот, наконец, долгожданный наградной лист от 24 февраля 1945 года, подписанный тоже Жадовым. Перечисление всех военных подвигов Родимцева и вывод:
«За форсирование реки Одер, образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом личные храбрость и геройство, представляется к званию дважды Героя Советского Союза».
Но в следующем листе - «Боевой характеристике» марта 1945 года - он по-прежнему единожды Герой. Дальше было немало боев в Польше и Германии, в самом конце войны его войска освобождали Прагу. Однако дважды Героя он получил уже после войны, в июне 1945 года. Поистине неисповедимы мотивы действий большого начальства.
И последний, грустный приказ в этой книге:
«Генерал-полковника Родимцева Александра Ильича исключить из списков Вооруженных сип СССР в связи со смертью. Апрель 1977 года».
...Бывая в Москве, беру у младшей дочери Родимцева Натальи пропуск на Новодевичье кладбище, присоединяю свои цветы к тем, что лежат в любую пору на его могипе - от друзей, близких, однопопчан-сталинградцев, от молодежи. На гранитной плите отпиты из металла вехи его военной биографии: «Мадрид - 1936. Киев - 1941. Сталинград - 1942. Прага - 1945». Ничего помпезного, все в духе Родимцева. Скромный бюст на постаменте. Простое русское лицо. Взгляд спокойный, мудрый, полный любви к людям.
Он и в жизни был таким.
Вильям Савельзон