10 февраля 2005 года
Вильям Савельзон
В тридцатые годы он был оренбургским журналистом. Через много лет, в своей московской квартире, надписывая мне свой поэтический сборник «Любовь и звезды», он вспоминал:
Конечно, надо делать определенную скидку, молодость всегда вспоминаешь с умилением и чуть приукрашиваешь ее. Время тогда было ужасное: 37-й год, аресты, расправы. И в то же время какая-то романтика, так много строилось, так много менялось. И какие люди были!
Помню, строили в Медногорске медно-серный комбинат по образцу норвежского завода «Орила». Норвежцы запросили полмиллиона крон, тогда, мол, пришлем специалистов пускать завод. И Орджоникидзе, он тогда был наркомом тяжелой промышленности, вызвал к себе трех молодых инженеров, которые побывали на стажировке в Норвегии:
- Сумеете сами пустить комбинат - большое спасибо скажем. Эти полмиллиона нам очень пригодятся для закупки нового оборудования.
И ребята справились. Правда, фирма все же настояла на присылке своего консультанта. И вот какой казус вышел с этим консультантом, до сих пор помню его фамилию - Борхгревинк.
Гремел тогда на проходке штольни Блявинского рудника молодой проходчик Михаил Лапко. Увидел норвежец плакат: «Проходчик, работай, как ударник Лапко!». Спустился в штольню и с хронометром в руках смотрел, как работают парни из бригады Лапко.
После смены он поздравил Михаила и его проходчиков с отличным результатом - четыре метра проходки в сутки - и сказал, что это предел, больше четырех метров дать просто физически невозможно.
- Дадим! - сказал Лапко.
Вскоре Борхгревинк с удивлением зафиксировал новый рекорд - пять метров. В прошлый раз, говорит, я ошибся, признаю, не четыре, а пять метров предел.
Но Лапко дал и 15, и 20 метров, об этом в Норвегии писали. Конечно, рекорды были тогда на своем здоровье, люди выматывались до предела, но такое время было.
Вспоминал Алдан-Семенов и как дневал, ночевал и давал репортажи со строительства в Орске крекинг-завода, теперь это «Оргсинтез», машзавода... Не хотел он вспоминать только о том, как был арестован и семнадцать лет оттрубил на Колыме. Но что удивляться?! Хорошо еще, что жив остался.
В годы сталинских репрессий уничтожали и не таких, как он. Первого председателя облисполкома недавно созданной Оренбургской области Васильева, к примеру, расстреляли. 1937 год - год столетия гибели Пушкина. Создали перед этим в Оренбуржье юбилейный комитет, хотя гибель Пушкина - юбилей грустный. Грустна и их судьба: из 22- членов этого комитета расстреляли 17. Репрессировали друзей Алдан-Семенова писателей В.Ф. Наседкина, друга и родственника Сергея Есенина, В.П. Правдухина, А.И. Завалишина... Из 25 сотрудников облоно дела завели на 23. Из 55 редакторов районных газет репрессировали 32.
Выжил на Колыме Андрей Игнатьевич. Написал много прозы и стихов, в том числе широко известную трилогию о революции «Красные и белые», «Гроза над Россией», «На краю океана». Незадолго до его смерти вышел двухтомник «Избранное». А память об Оренбуржье - и в стихотворении «Пушкин на реке Сакмаре». Заканчивается оно так:
- Остановись, постой, возница!.. -
И он идет, где шли полки
За власть мужицкую сразиться
На берегах степной реки.
Вода полна тоски липовой,
И, словно подчинясь тоске,
Суровый профиль Пугачева
Рисует Пушкин на песке.